На самом деле в профилактике преступлений, в том числе и тех, которыми занимается ФСБ, нет ничего нового. О профилактике как основном направлении работы КГБ впервые заговорил еще Н.С. Хрущев на ХХI съезде КПСС; профилактике уделено значительное место в «основополагающем» приказе Председателя КГБ А. Шелепина «О задачах органов государственной безопасности» от 15 июля 1959 года. А спустя еще 13 лет, 25 декабря 1972 года. Президиум Верховного Совета СССР издал Указ «О применении органами государственной безопасности предостережения в качестве меры профилактического воздействия». Предостережение объявлялось
лицам, совершившим «антиобщественные действия, противоречащие интересам государственной безопасности СССР, если они не влекут уголовной
ответственности». Трудно вообразить, чтобы Указ от 25 декабря 1972 года помог предотвратить хотя бы одно реальное преступление. Однако нам известны многие десятки случаев, когда «предостережение» выносилось инакомыслящим советским гражданам, каким-то образом публично проявившим свое инакомыслие.
Абсолютно аналогичный подход к профилактике преступлений демонстрирует и сегодняшний законопроект: он позволяет ФСБ объявлять гражданам официальное предостережение «о недопустимости действий, создающих условия для совершения преступлений» – «при отсутствии оснований для привлечения к уголовной ответственности». Юридическая мысль российских законодателей вернулась в старое советское русло.
Полномочия Федеральной службы безопасности в нашей стране давным-давно вышли за всякие разумные рамки. ФСБ в России – больше, чем спецслужба; она наделена даже правом вести следствие по ряду преступлений. Теперь к ФСБ отходит еще одно полномочие прокуратуры – профилактика. Это событие носит не столько практический, сколько знаковый характер.
Мы не ставим под сомнение полезность и уместность профилактики преступлений как таковой. Теоретически профилактика преступлений – вполне благородная и гуманная задача: остановить человека, находящегося на грани совершения преступных деяний, объяснить ему возможные последствия его действий и тем предотвратить преступление – куда как лучше, чем отправлять его за решетку. (В 1959 году переориентация КГБ на профилактику и была задумана как одна из мер, которые должны были положить конец репрессивной кампании 1957-1958 гг., последовавшей за венгерскими событиями.)
Однако попытки юридически регламентировать профилактическую работу – заведомо бессмысленны. В обыденной жизни мы можем говорить о действиях, находящихся «на грани преступления»; но с точки зрения основных принципов права таких действий нет и не может быть. Человек либо совершает преступление (подготовка преступления в соответствии со статьей 30 УК РФ также является преступлением) – и тогда он подлежит уголовной ответственности в соответствии со статьями Уголовного кодекса; либо не совершает его – и тогда его поступки законны и правомерны.
Сотрудник спецслужб может сообщить своему «подопечному», что, по его мнению, тот балансирует на грани совершения преступления и если так пойдет дальше, то он может оказаться на скамье подсудимых. Но для этого ему не нужно никаких дополнительных полномочий и прав. Если же «предостережение» регламентируется законодательством, если оформляется «юридический» механизм этого предостережения, то оно неизбежно становится тем, чем на деле был Указ от 25 декабря 1972 года – орудием политического запугивания. Орудием, впрочем, малоэффективным: в большинстве известных нам случаев диссиденты просто игнорировали вынесенные им «предостережения». Скорее всего, так же будет поступать и большинство нынешних российских граждан, ибо за подобное игнорирование никакие конкретные санкции не предусмотрены – и не могут быть предусмотрены, ведь речь идет не о нарушении закона! В законопроекте упоминается, что предостережение «обязательно к исполнению» – но ничего не сказано о том, что будет с теми, кто его исполнять не пожелает.
Попытка скрестить право с заведомо неправовым механизмом политической репрессии неизбежно приводит либо к разрушению права, либо к неэффективности репрессии. В данном случае, по-видимому, имеет место и то, и другое. Мы не питаем решительно никаких иллюзий относительно судьбы этого законопроекта: нет сомнений, что 16 июля Дума одобрит его в третьем чтении. Однако у нас нет и оснований сомневаться в юридической компетентности главы государства. И мы не теряем надежды на то, что когда этот закон, частично – бессмысленный, а частично – опасный для общественной свободы, поступит на подпись к Президенту РФ, тот оценит его надлежащим образом и наложит на него вето.
Правление Международного общества «Мемориал»
15 июля 2010
