Максим Руднев: Любовь как фактор несвободы

До революции мой прадед занимался инкассацией. Он забирал золото с отдаленных приисков, рассыпанных в Забайкалье, чтобы затем сдать его в казну. Профессия была, мягко сказать, рисковой. За ним по тайге охотились бандиты в надежде драгоценной наживы. Семейство Иван Сергеевича было на виду, и не раз разбойники наведывались к нему в дом, рассчитывая застать хозяина. Но находили только жену и детей. Потом к гостям привыкли и перестали бояться. Лихие ребята за все свои визиты не позволяли себе ни бесчинств, ни угроз. Чужая семья была неприкосновенна даже у разбойников, даже в глухой тайге.

Нарушение этого принципа у блатных называлось беспределом и каралось по всей строгости воровского мира. Как ни парадоксально, но государство к подобным вещам относилось более демократично. В годы сталинских репрессий термин «родственник врага народа» стал жестоким клеймом, уродовавшим жизни жен и детей опальных советских граждан. Но ведь разве уже не шестьдесят лет к ряду мы хором проклинаем эпоху «страха и террора»? Согласитесь, мы боимся призраков прошлого и не хотим вглядываться в настоящее, которое порой оказывается сквернее наших исторических кошмаров.

Сегодня в порочную практику правоохранительных органов входят угроза, шантаж и уголовное преследование родных человека, на которого упало подозрение или навет в совершении преступления. Любовь и привязанность становятся в руках нечистоплотных полицейских и прокуроров инструментом вымогательства денег, принуждению к самооговору. Ведь только ради того, чтобы избавить дорого человека от унижения или расправы, мы готовы отдать последнее и подписаться под любой ложью.

Примеров масса. Возьмите большинство уголовных дел и вы наткнетесь на женские слезы. На слуху дело Антона Мухачева, обвиненного в разжигании межнациональной розни. Его супругу с грудным ребенком арестовали вместе с мужем. Девушку оскорбляли, грозили отнять ребенка, требовали «показаний». Вдоволь наглумившись отпустили.

Обвиненному в покушении на Анатолия Чубайса Ивану Миронову тоже довелось столкнуться с подобной практикой. Следователи, посчитав знакомую Миронова его гражданской женой, сначала девушку терроризировали, требуя оговорить подозреваемого, а когда та отказалась, обвинили ее в пособничестве «террористам» и объявили в федеральный розыск.

Чтобы избавить гражданскую супругу Евгению Хасис от изнасилования и тюрьмы, подписался под самооговором Никита Тихонов, обвиняемый в убийстве адвоката Маркелова и журналистки Бабуровой. В итоге, Никита был осужден на пожизненное лишение свободы, а Евгения на 19 лет.

И вот совсем свежий пример. Письмо Ани Р., муж, который находится в следственном изоляторе, а ей, будучи на пятом месяце беременности, стойко приходится отстаивать достоинство и свободу.

«В мае моего мужа арестовал Никулинский районный суд Москвы, по подозрению в причастности к угону автомобиля. Все нарушения не буду расписывать, они оказываются нормой для ОВД проспекта Вернадского (legal-forum.ru/showthread.php?t=4739). Но в частности, на опознании статистами вместе с мужем были сотрудники милиции, перед опознанием следователи его фотографировали на мобильный телефон, чтобы заранее показать потерпевшим. Довольно агрессивно навязывали нам государственного адвоката, все того же Мироненко, о котором идет речь в указанной мной ссылке. Следователь, то и дело мне говорил, что с судом у них все схвачено и что положение наше весьма плачевное.

И действительно, судья Бобков из Никулинского суда проигнорировал все документы защиты: справку с места работы, справку о моей беременности, диплом о высшем образовании мужа. Это все было важно при выборе меры пресечения, потому что следователь Спицин, который ведет дело мужа, изображает его в деле безработным маргиналом. Но Бобков так же проигнорировал и справку из клиники о том, что муж мой болен астмой, отказал в передаче лекарств под тем предлогом, что не может прочесть их название в рецепте. Так же была проигнорирована информация, что у моего мужа аневризма головного мозга, то есть он серьезно болен и любой день под стражей может оказаться для него последним. Но даже это не помешало сотрудникам ОВД Проспект Вернадского применять к моему мужу пытки, морить голодом, отказывать в воде, лишать его жизненно необходимых лекарств, держать смертельно больного человека в наглухо закрытой машине без окон 12 часов.

Как вы понимаете это было только начало. Когда следователи проводили у нас дома обыск, я поняла по их вопросам, что главная цель обыска определить уровень наших доходов, а уж осведомленность в люксовых модных брендах меня просто сразила. (Кстати в лучших традициях 37-го года обыск проводили ночью, что строжайше запрещено нашим законодательством). Увидев мои сапоги, один спросил со знанием дела: «Лабутены»? Пришлось разочаровать, что нет. Потом был ночной звонок адвоката Мироненко, с предложением схватить все ценное и бежать, поскольку меня планируют задержать. Опять же, хорошо, что я почуяла подвох и не сделала этого. Как позже мне объяснили это классическая разводка: окажись я на улице с ценностями, меня бы тут же ограбили. Наконец следователь Спицин сделал главное предложение — 500 000 руб. И муж выходит под залог. Мы не пошли на это и вот тогда они перешли уже к совсем другим и куда более серьезным методам давления. Теперь мне нужно «занести» им все те же 500 000 руб., но уже за то, чтобы меня не привлекали в качестве сообщника. Мужу теперь уже инкриминируют деятельность ОПГ (210 УК), хотя по одному делу у них проходят двое: еще один человек и мой муж и требуют от него самооговора.

Нам с мужем около 30 лет, я дизайнер, он просто менеджер в одной торговой компании, мы знакомы чуть ли не с детства, поженились 9 лет назад, сейчас я на четвертом месяце беременности и этот ребенок очень долгожданный наш первенец. Когда мужа начинают шантажировать тем, что меня в моем состоянии привлекут по делу и посадят, то можно понять, что он испытывает. Муж вины на себя не берет и ничего не подписывает, взятку я тоже не несу. Сначала я пряталась, жила по знакомым, но потом устала и вернулась домой. Наверняка долго церемониться в милиции с нами не станут.

Вина моего мужа только в том, что он купил машину. Купил с рук, есть все документы подтверждающие это, документы заботливо скрытые следователем Спициным от Никулинского суда. Задолго до этой покупки, с этой машиной производились какие то незаконные действия. Мой муж виновен в том, что он не экстрасенс и не смог предвидеть этого, ему хватило уверений сотрудников ГАИ, что машина юридически честная, что впрочем к большому разочарованию сотрудников ОВД Проспекта Вернадского было подтверждено всеми экспертизами. Но машина беспредела запущена и пути назад нет.

При Сталине жен, детей, братьев и сестер неугодного режиму подвергали общественному презрению, требуя отречения от близкого «врага». Неужели сегодня в нашем так называемом правовом государстве жены и даже еще неродившиеся дети вновь становятся инструментом полицейского шантажа и насилия над законом, справедливостью и человеческим достоинством?

Все эти переименования в полицию, переаттестации, псевдоразбирательства по делу Магнитского — одна огромная фикция. Их мир ничего общего не имеет с законом, это параллельная реальность, изощренный конвейер по отъему денег, где цена вопроса жизнь, свобода человека и его честное имя».

Что здесь можно добавить? Страшно, когда за любовь и честь семьи нас могут попросить расплатиться собственной свободой!