Проходящий в Санкт-Петербурге от Дровяного переулка до Лоцманской улицы проезд много раз менял имена. Данное при рождении 20 августа 1739 года имя Смольная – по находившейся здесь смольне, в которой варили смолу – он практически не носил. В 1780 году появилось несколько странное название – Упраздненная улица. Это было связано с неосуществленным проектом перепланировки района, по которому эта улица в ряду других упразднялась, то есть должна была исчезнуть. Такое имя в то время носили все четыре улицы вокруг Козьего болота (нынешняя площадь Кулибина).
В 1801 году у так и не упраздненного проезда появилось третье название – Хлебная слободка. Через 20 лет она превратилась в Хлебную улицу. Название объяснялось тем, что проезд вел к хлебным провиантским магазинам, располагавшимся на месте современного Кораблестроительного института. 14 июля 1859 года улице дали новое имя – Витебская. Тем же решением имена белорусских и западнорусских городов получил еще некоторые питерские проезды – Псковская улица, Минский переулок.
Наконец, 1 февраля 1922 года улицу переименовали в очередной раз, присвоив ей имя Павла Михайловича Войтика. Мало кто в городе знает теперь, кто это такой. Но в свое время персона была известная.
«Замполиты, политруки, а по-старому комиссары»
Официальные советские справочники превозносили Войтика лаконично, но пафосно. Рассказывали, как в квартире этого «участника революционного движения», жившего на Витебской в доме № 15, собирались рабочие на «читку запрещенной литературы». В подпольных заводских кружках Войтика звали Пан (как этнического поляка) и Горник (как студента Горного института). Пан Горник поучаствовал и в Февральской революции, и в Октябрьском перевороте, и в Гражданской войне. Погиб весной 1921-го, когда большевистская власть уже осаживала назад. 18 марта 1921 года Павел Войтик был тяжело ранен в рукопашной с восставшими кронштадтцами и 5 апреля умер. Его похоронили в сквере на Никольской площади. А через год с небольшим в очередной раз переименовали старый проезд, ставший улицей Войтика. Это имя постепенно забывалось, и когда 4 октября 1991 года новые власти Питера восстановили название Витебской улицы, это едва ли кто заметил. И уж тем более никто не замечал мемориальную доску в честь какого-то Павла Войтика, установленную еще в 1967 году.
И вдруг кто-то заметил. Что и составляет предмет нашего рассказа. 3 июля несколько информационных ресурсов сообщили об исчезновении мемориальной доски большевику Павлу Войтику. Очевидцы рассказывают, что на ее месте зияла дыра уже в ночь со 2-го на 3-е. И даже якобы на дыре значилась надпись: «Чистим город от мрази!»
Раз такое дело, расскажем подробнее, чью же память предлагалось чтить.
Родился Павел Войтик в 1892 году. Не сказать, чтобы бедствовал: детство провел в курляндском имении Гриндзен и селе Грива Зимгалей, где его отец управлял кооперативной лавкой. Семье хватало средств на учебу Павла в гимназии. Но уже в 1905-м его оттуда исключили за «неподобающее поведение и неуспеваемость». Проще говоря, за хулиганку и лень.
Тем не менее, парень взялся за ум. Окончил экстерном техническое реальное училище, поступил в Петербурге в Горный институт. Неизвестно, чтобы сильно увлекался революционными идеями. Во всяком случае, в питерских предвоенных бузах 1914 года не замечался.
Начало войны с Германией вызвало патриотический подъём. Баррикадные бои прекратили сами рабочие, только что дравшиеся с полицией из солидарности с уволенными с нефтеприисков бакинцами. Войтик, однако, вел себя не по годам разумно – ни на фронт, ни в подполье не рвался, продолжал образование (хотя из 26 человек его года обучения 17 ушли в Действующую армию). А потом от греха подальше отправился в длительную геологическую экспедицию в Туркестан.
Похоже, именно там он и увлекся политикой. Вернувшись в Петроград, установил связь с большевиками – благо, при кровавом царском режиме вести антиправительственную борьбу посреди войны в общем не возбранялось. В 1915 году Войтика приняли в РСДРП(б). *Он романтично перешел на нелегальное положение. Стал партийным агитпроповцем – по известному принципу «не умеешь сам – учи других». Выступал на собраниях, распространял литературу, выполнял поручения большевистского начальства.
«Так бы все и продолжалось без конца само собой». Но случился Февраль. И вот тут Павел Войтик, как партийный функционер с двухлетним стажем, пришелся кстати. Бил городовых на улицах, потом возглавил агитотдел Нарвско-Петергофского райкома, вписался гласным в городскую думу и даже в больничную кассу завода «Треугольник». Поближе к властям и деньгам.
Почему-то бытует мнение, что Войтик летом-осенью 1917-го «формирует санитарные дружины из работниц «Треугольника» и организует их обучение». Далее во всех советских изданиях говорится, что «эти дружины он вывел на улицы города в дни Октябрьского восстания, вместе с ними участвовал в боях против войск Керенского – Краснова». Неплохо, конечно, если в «дни Октябрьского восстания» не забывали о санитарной помощи. Но на самом деле – исходя из воспоминаний хоть монархиста Шульгина, хоть эсера Чернова) – во 2-м Городском районе Петрограда (нынешняя Коломна, Адмиралтейский район) были сформированы боевые дружины из «жриц свободной любви».
В этот район входила прославленная Сенная, да и работницы на «Треугольнике» не всегда были очень строгих нравов, тесно общаясь с солдатами из казарм Измайловского полка. Данные дружины даже на общем тогдашнем фоне выделялись жестокостью и цинизмом. Рассказывали, что в руки дружинниц были отданы некоторые ударницы из женского батальона, защищавшего Зимний дворец… Когда же дружины были направлены на фронт против немцев, они по дороге куда-то «рассосались». Каламбур, однако, получается.
Для Войтика звездным часом стала гражданская война. Как опытный агитпроповец он, разумеется, пошел по комиссарской стезе. Опять-таки: «Командир говорит: делай как я, политрук: делай, как я скажу». Прошел политотделы 1-й и 4-й армий, Туркестанского фронта. Тут стоит кое-что уточнить.
1-я армия «зачищала» земли Уральского и Оренбургского казачества (командование прославилось сгущением троцкистов и садистов – Тухачевский, Мирский, Элиава). Но вот что интересно: в политотдел 4-й армии Войтика переводят в марте 1919 года. Что же за боевую операцию 4-я армия тогда проводила, что её потребовалось укреплять столь редкими профессиональными революционерами, да еще с незаконченным высшим? Частично вела оборонительные бои с белоказаками в районе Лбищенской, Сломихинской и Уральска. Но более половины личного состава задействовалось в подавлении «чапанного восстания» крестьян Поволжья в Мелекесском, Ставропольском, Сызранском и Сенгелеевском уездах. Именно в этих целях политотдел увеличился почти втрое. И опять – какие имена в руководстве. Фрунзе, Угрюмов, Авксентьевский, Берзин (именно ему непосредственно подчинялся Войтик), Андерс, Преображенский. «Цветник»!
После выполнения столь ответственного партийного задания (хотя трудно сказать, насколько успешного – «чапанных» перестреляли, но от регулярных колчаковских войск пришлось отступать) Войтик переходит в политотдел Туркестанского фронта. Отвечает за специфический участок – «работу с трудовым казачеством и деклассированными элементами» (именно так – через «и»). Как проводилась «работа», какими методами громилась в марте 1920 года была ликвидирована «кулацкая «крестьянская армия» Монстрова», достойно отдельного разговора. Так или иначе, политическую составляющую руководства осуществлял именно Павел Михайлович Войтик. Причем осуществлял так, что был выведен (правда, под другими именами) в крайне неблаговидном виде даже в книге видного коммунистического апологета Фурманова «Мятеж».
Партия большевиков по достоинству оценила заслуги Войтика. В марте 1921 года он делегат X съезда. Открывались перспективы блистательной карьеры (может быть, года до 1937-го). Но все закончилось внезапно скоро. С группой делегатов Войтик отправляется подавлять «Кронштадтский мятеж», поднятый теми, кто четырьмя годами раньше вел большевиков к власти, а теперь, опомнившись, поднялся за отмену продразверстки, Советы без коммунистов и свободу для всех социалистических партий. 17 марта Войтик шел по льду Финского залива (скорее всего, ему впервые в жизни пришлось идти под огнем). В передовой цепи ворвался в Кронштадт. Реально дрался – повстанцы жестко встретили карателей. В одной из схваток получил тяжелые раны и через две с половиной недели умер на койке Морского госпиталя.
«Кто в ночи на бой спешит, побеждая зло?»
Вот этого юного хулигана, молодого болтолога-агитпроповца и зрелого карателя предлагалось вечно помнить и почитать. Чтоб не забывали, сколь многим ему обязаны, обозвали его фамилией улицу и приляпали мраморную табличку. Висела она при коммунистических секретарях Толстикове, Романове, Зайкове, Соловьеве. Никуда не делась при либеральном мэре Собчаке. Оставалась при непонятно каких губернаторах Яковлеве, Матвиенко, Полтавченко. А 3 июля 2012 года последовали лаконичные сообщения информлент: «В Петербурге похищена мемориальная доска в честь Павла Войтика».
Была ли она прямо-таки «похищена», сказать трудно. Сомнительно, чтобы кто-нибудь снимал ее, дабы повесить у себя в квартире, даже в местах общего пользования. Трудно в данном случае предположить и кражу на продажу – кому надо? Может быть, отметились последователи Войтика в плане подросткового хулиганства. Но и это вряд ли.
Принципиально важный момент: мемориальная доска Павлу Войтику на Витебской улице исчезла спустя полмесяца после аналогичного происшествия на 8-й линии Васильевского острова. Там была сброшена, после чего так же бесследно растворилась мемориальная доска Моисею Урицкому – фигуре из ленинско-зиновьевского круга, председателю Петроградской ЧК.
Этот случай, можно сказать прогремел, попутно продемонстрировав беспомощность городских властей. Целый день районная администрация, полиция, Комитет по культуре и мемориальное ведомство спрашивали друг друга: куда делась доска Урицкому? После чего все хором сознались: не знаем. Между тем, показания очевидцев сложились в четкую картину: среди бела дня приехала «Газель», из нее вышли люди в рабочих спецовках, натянули спецленту, достали инструмент и занялись демонтажем. Через час доска питерскому первочекисту с грохотом рухнула под аплодисменты прохожих. Один из рабочих победоносно встал на доску. Затем ее погрузили в «Газель» и увезли. С тех пор фракция КПРФ в Законодательном собрании все требует от губернатора найти преступников и вывесить новую доску.
Но и это еще далеко не все. В начале февраля прокуратура Петроградского района возбудила уголовное дело по факту осквернения мемориальной доски на улице Куйбышева. Мощное красное пятно накрыло барельеф и памятную надпись Григорию Романову – одному из самых влиятельных партийных бонз брежневско-андроповско-черненковских времен. Кстати, произошло это в дни жестких морозов. Отколупать кровавый покров было совсем непросто.
Так продолжилась цепь событий, стартовый выстрел которым прозвучал, видимо, 1 апреля 2009 года на Финляндском вокзале – чьи-то умелые руки подорвали задницу Ленина. Затем был длительный перерыв. Недавно процесс возобновился и интенсифицировался. Такая цепь событий не бывает нагромождением случайностей. В Санкт-Петербурге явно возникло какое-то авангардное движение. Заостренное в стороне коммунистических организаций и просоветских тенденций, прямо скажем, обнаглевших за десятилетие путинского стабилизма. Оно развивается параллельно с забуксовавшим протестным движением. Но проявляется не на митингах и контрольных прогулках. Во всяком случае, не только там. Движение вообще, если можно так выразиться, не дневное. Движение ночное. В крайнем случае, вечернее.
Кто бы это мог быть? Против романовской доски протестовало при установке «Яблоко», но после акции с красным партия хранила молчание. Ответственность за сброс доски Урицкого взяла было на себя «Русская партия» устами своего лидера Николая Бондарика. Но Бондарик сразу оговорился: только моральную ответственность! Потом еще несколько раз подчеркивал, что ни он, ни его партийные товарищи сами доску не снимали. А по поводу доски Войтику поторопился сказать: «Отношения не имею, чего нема, того нема».
Прежде ответственность за разного рода эпизоды в Санкт-Петербурге брала на себя «ультраправая группа Блок ФАКТ». Так было в ноябре 2010 года после избиения сталиниста Игоря Пыхалова (причем выступление Блок ФАКТ прозвучало как опровержение версии о кавказцах). Потом, в сентябре 2011 года, та же группа расписалась в поджоге агитационного автомобиля КПРФ (правда, когда ту же машину после ремонта в феврале подожгли вторично, заявлений не звучало). Периодически случаются странные эпизоды – парни без опознавательных знаков нападают на парней в красных шарфах.
Откуда все это берется? Было бы полезно понять. «Яблоко», резко активизировавшееся на улицах под руководством Максима Резника, который соотносится с Явлинским как Ульянов с Плехановым? Народно-трудовой союз, реанимированный в последние годы? Молодые активисты гибридного «Гражданского комитета СПб», создавшие гремучую смесь бондариковского национализма с либерализмом? Таинственный Блок ФАКТ? Ведь происходящее не очень похоже на стихийность, слишком часто и системно.
А пока очистка города от коммунистических названий продолжается. Кто-то уже не призывает власти «принять меры», не собирает подписи, не обращается ни в СМИ, ни в суды. Разговоры кончаются, дела уже начались. Кто следующий?
