Да и оболгали, прямо скажем, в духе того смутного времени, когда сосед стучал на соседа, друг не глядя подписывал коллективный донос на друга, а брат, «прозрев» после беседы на Лубянке, обличал в антисоветской деятельности брата, обрекая его на высшую меру. Также банально и даже пошловато оболгали и нас. Даже никаких пыток не пришлось применять, не потребовалось никаких хитрых схем и провокаций. Просто посмотрели строго и как потом писал Ой-ёй – они попадали в какую-то «совершенно другую реальность». В этой «другой реальности», видимо, нет ни Бога, ни дьявола. Зато в «основной реальности» есть дети, жены, любовницы, любовники и карьера. А уже после, глуша совесть долгими разговорами самим с собой, понимали, что та «другая реальность», она как раз самая реальная из всех…
Вы остались в «своей реальности», в своем безбожном мире, потому что так проще и удобнее, так можно жить дальше. В том же мире, в мире, в котором мы когда-то встретились и вместе мечтали жить, бороться, строить и возрождать Русь, Бог есть. В этом мире, который вы отвергли, по-прежнему есть все то светлое и святое для каждого русского человека, во имя чего стоит терпеть и угрозы, и пытки, и лишения, и даже смерть. Вы отвергли этот мир и остались в своем, ином. Что ж, это ваш выбор. Я одного не могу понять: а ради чего вы в этом «своем мире» живете? Каков смысл? Что отличает вас от животных, если все человеческое вы отвергли и растоптали?..
Я слышала, что свой поступок каждый из вас попытался оправдать какими-то практическими соображениями, мол, ради дела (семьи, организации – нужное подчеркнуть) старались. Мы знаем, что это ложь, но я не буду спорить и рушить вашу официальную версию. Но хочу напомнить, что Господь не зря оберегал нас от подобного греха. Таким способом можно достичь лишь одной цели. Попасть в Ад.
Мне говорили, что вы не считаете свой поступок плохим, потому что он был «оправдан» обстоятельствами. Но ведь это не правда. Лжесвидетельство, вранье – это всегда плохие поступки. Грех есть грех, у него не может быть оправданий, за него можно только покаяться, чего вы до сих пор так и не сделали. И дело даже не в том, что я и Никита, возможно, уже никогда не вернемся домой, самое дурное в вашем поступке – это боль, которую вы причинили нашим близким, урон, который вы нанесли Движу, трусость и предательство дружбы вы возвели в норму – вот в чем ваша подлость. Вы не только обрекли своего друга на пожизненное лишение свободы, вы отвернулись от него тогда, когда он рассчитывал на вас. Вы предали тот незримый договор, который закрепляют соратнические сердца. Жить после этого, обреченным на ПЛС гораздо тяжелее и даже, наверное, было бы невозможно, если бы в этом мире и правда не было бы настоящей дружбы и чести. Но они есть, просто вас это больше, увы, не касается. «Увы» – потому что мы любили вас, дорожили вашей дружбой, и нам было очень больно ее терять.
Илье Горячеву.
Помнишь, Илья, когда у тебя случилась беда, ты написал мне:
- Знаешь, Жень, я бы, наверное, сейчас все бы отдал, от всего отказался, лишь бы «беда прошла стороной».
- Предать бы смог? – зачем-то спросила тогда я.
Ответ был такой:
- Иногда мне кажется, что смог бы.
- И Никиту?
- Никита – брат! Никогда не смог бы предать брата. Никогда и ни за что.
Помнишь? Помнишь, когда беда так и не прошла стороной, ты обратился за помощью к Никите. И он, не думая ни секунды, согласился помочь. А ведь ты знал, что он в розыске. И он, рискуя своей свободой, все равно откликнулся. Я лишь успела руками всплеснуть, как он посмотрел на меня строго и сказал: «Он брат мой. Я не оставлю его, не отвернусь».
Я по-разному относилась к тебе, Илья. Ты знаешь, мне никогда не был симпатичен твой цинизм, расчетливость, макиавеллизм, часто обусловленный даже не высокими идеями, а тупо баблом. Но при всем при этом ты был мне очень дорог, потому что ты был дорог Никите. Он гордился вашей дружбой. Гордился, что у него есть такой брат. Я думала, что это взаимно. В настоящей мужской дружбе есть какая-то святость. Она дается Богом. Понимая это, я всегда старалась, чтобы и мы с тобой не ссорились, смогли подружиться. Я даже добавила в друзья в ЖЖ твою матушку. Как глупо… Но тогда мне казалось, что для вас с Никитой очень важно ваше братство. Казалось, разрушить его не сможет никто и ничто. Я помню, как вы целыми ночами до рассвета могли обсуждать в скайпе какие-то очень важные планы по спасению мира. Даже эти ваши пустые, на мой женский взгляд, разговоры невозможно было прекратить, не то что вашу дружбу.
Когда я впервые от оперов услышала, что ты сделал, я рассмеялась им в лицо. И с понтами, пафосом послала их с такими разговорами в места причинные. Такого просто не может быть, потому что «не может быть никогда» – повторяла я им и себе. Продолжала передавать тебе приветы в письмах Миксеру, а ты продолжал в ответ желать нам сил и мужества. Передавал, чтобы мы держались, что ты с нами… Продолжал тогда, когда уже убил вашу с Никитой дружбу и расписался в протоколе. Разрушил то, что было, как мне казалось, даровано вам Богом.
А потом я увидела видео с тобой, сначала одно , потом второе и все поняла. Поняла как смеялись над моей бравадой опера, поняла как ты превзошел сам себя в своем цинизме, передавая нам приветы. Я смотрела, в горле стоял ком, и я как под гипнозом следила за твоими руками, перебирающими четки в тот самый момент, когда ты помогал им «упаковывать» твоего друга, брата на пожизненное лишение свободы. Тогда я, кажется, впервые за очень долгое время, следя за твоими руками начала молиться, прося у Бога сил для Никиты, чтобы он выдержал это все.
Сергею Ерзунову.
Никита пришел домой тогда поздно и отказался ужинать. Я, конечно, тот еще кулинар, но чтоб даже не попробовать – такого еще не было. Но даже не это насторожило меня. Он светился весь! Счастливый. Я крепче сжала сковородку в правой руке и уже готова была разразиться проклятьями в адрес всех длинноногих блондинок, но не успела. Он сам взахлеб стал рассказывать, что у него произошло. Он рассказал, что был у тебя в гостях, что у твоей супруги уже «вооот такой живот» и она умеет готовить замечательную курицу в меду. «Я, Зая, тебе завтра приготовлю». А еще, что у вас будет, обязательно, сын. «Потому что Сергей так решил». А потом Никита поставил твой новый альбом, где текст к одной из песен был написан им. Он любил твои песни, но не только потому, что в них правильные слова. Он любил их потому, что это были ТВОИ песни. Он гордился тобой и когда я с фанатизмом крутила по кругу твой балладник, он счастливо улыбался, притоптывая в такт песенке… «Песенке про друзей»…
В тюрьму Алексей прислал мне стихи, которые ты написал в честь Никиты и комментарии: «У Сергея родился сын. Назвали Никитой». Я даже плакала от радости, что у Никиты есть такой друг. Такая поддержка. Что ж ты сделал-то, сука…
Василию Реутскому.
Ты сидел на Матросске, а я, преимущественно, на балконе, потому, что в квартире не ловил телефон, и мы болтали без умолку ночи на пролет. Ты писал мне глупые стишки, а я слала в ответ дурацкие фотки. И даже твоя ревнивая невеста махнула на нас рукой, потому что ничего романтического в часовом обсуждении «как готовить в тюрьме лепешки» не было. Была тогда еще только зарождавшаяся дружба, та редкая дружба, которой почти не бывает между мужчиной и женщиной. Но у нас была.
Помню, когда ты еще был на Матроске, вы договорились, чтобы для вас приняли к передаче домашние котлеты. Что-то около 50 штук, не помню уже точно сколько, но какое-то нереальное по вольным меркам количество. Но было одно очень важное условие. Котлеты надо было доставить в течение 3 часов. Естественно, что нажарить за это время столько было бы не реально. И я с невероятной скоростью бегала от одной кулинарии к другой, собирала необходимое количество котлет, чтобы ровно в срок, еще горячие, они были доставлены в изолятор. А ты на мой день рождения каким-то только тебе известным способом передал мне из тюрьмы фигурку лисы из дерева ручной работы. Она потом всегда была со мной, все мои бесконечные переезды выдержала, а вот обыск не пережила…
А когда тебя бросила невеста «уже на зоне», у меня там в каждом углу была своя «агентура», которая клялась и божилась глаз с тебя не спускать и беречь от всяких глупостей. А когда, наконец, мы пережили этот период и ты снова влюбился, я неслась 31 декабря за 2 часа до Нового года, в глубокое Подмосковье, чтобы подарить девочке, которую ты уже через полгода забудешь, желтую резиновую утку для ванны. Мы оба с тобой тогда понимали, что это не ей несусь я дарить подарок на Новый год, а тебе – капельку свободы, возможность дарить понравившимся девочкам дурацких уток. Я любила тебя как брата, а ты меня как сестру.
И даже когда на видео ты, играя скулами, говорил им то, что они хотели, я думала об одном: «Васенька, миленький, братишка, как же тебе сейчас, наверное, больно». Мне было мучительно горько за тебя, я видела как тебе было не хорошо, как умирала с каждым словом твоя душа. Я слишком хорошо знала тебя, чтобы не видеть этого. Я бы многое могла тебе простить, ты знаешь, но я всегда билась за своих. Не раз и не два я отстаивала тебя, даже когда ты был не прав. Так зачем же ты ударил в спину не мне? Зачем с близким мне человеком ты поступил так низко? Зачем не оставил мне выбора и возможности спасти нашу дружбу?!.
Есть ли у меня ненависть к этим людям? Конечно, нет. Смогу ли я их простить? Да, наверное. Смогу ли я их понять? Никогда!
Я вынуждена простить вас не ради вас, а чтобы самой жить дальше. Чтобы выжить. И снова научиться дружить, так чтобы без вопросов, сомнений и оглядки. Хоть на войну, хоть в разведку, хоть с резиновой уткой за 2 часа до Нового года… Только пожалуйста, никогда больше не возвращайтесь в наш мир. Пока вы в своем «ином мире», в вашей «иной реальности» – и вам уютней, и нам спокойней.
Ну а Опер… Опер просто очень хорошо выполнил свою работу. Ну или он дурак и трус – какая версия кому больше нравится. Дурак, если повелся на самую банальную ментовскую разводку, и влип в ситуацию, выхода из которой всего два. Первый – для сильных. Второй для трусов и для Опера – совершить мерзость. Люди, чье слово имеет вес, все что нужно уже сказали. История нас рассудит. Не пройдет и 18-ти лет…
Евгения Хасис.
Дубравлаг. Декабрь 2011 года.
