Два с половиной года назад Юрий Нерсесов опубликовал статью, в которой жестко осудил любую попытку привлечения в международную политику моральных категорий и так называемых общечеловеческих ценностей. Статья вызвала бурные дискуссии и была перепечатана на многих электронных ресурсах. Это подтолкнуло автора превратить её в книгу с эпатирующим названием «Трупный яд покаяния», где на примере Второй мировой войны и других событий всемирной истории показывается, что любая страна, призывая соседа к покаянию и восстановлению исторической справедливости, стремится прямо или косвенно нажиться за его счёт. 
Поэтому Россия никому ничего не должна: ни за Советский Союз, ни за Российскую Империю. Как бы ни стоял на карачках в Катыни лидер «Единой России» Владимир Путин и не обличал российских императоров за подавление польских восстаний депутат от той же партии, режиссер Станислав Говорухин. Политика любого уважающего себя государства должна во главу угла ставить благополучие своих граждан, а население окружающих территорий рассматривать, за редким исключением, как средство достижения такового. Из приведённого здесь отрывка видно, что лучше всего такую политику проводили Британская империя и США, чему чрезвычайно благоприятствовало отсутствие у них сухопутных границ с опасными соседями.
Начав наступление против Франции, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга 10 мая 1940 года, германская армия одержала блестящую победу, несмотря на перевес противника в численности, танках и артиллерии. Франция капитулировала 22 июня, а основная часть британских экспедиционных сил в количестве 338 226 человек с 26 мая по 4 июня с трудом успела эвакуироваться из Дюнкерка через пролив Ла-Манш, побросав на побережье всю боевую технику. Впоследствии именно они стали ядром возрождённой английской армии.
Вот с этой-то эвакуацией до сих пор и остаются вопросы. Согласно официальной версии, фюрер 24 мая приостановил наступление танковых дивизий на последний порт, через который могли эвакуироваться британцы, лишь 26 мая разрешил продолжить его, но главным образом силами пехоты, чтобы сохранить танки для грядущего наступления на Париж. Некоторые уточняют, что фюрер перенервничал, когда после британского контрудара под Аррасом малоуязвимые для немецких противотанковых орудий танки «Матильда» 21 мая прорвали позиции дивизии СС «Мёртвая голова». Подтянув 105-мм пушки и 88-мм зенитки, немцы раздолбали «Матильды», но прежде чем Адольф Алоизович успокоился, англичане воспользовались задержкой, смогли перевести дух, подвести к Дюнкерку отставшие от вырвавшихся вперёд немецких танков дивизии, окопаться и начать эвакуацию. Также считается, что на ошибочное решение Гитлера повлияли командующий наносящей главный удар группы армий «А» генерал-полковник Герд фон Рунштедт и глава военно-воздушных сил рейхсмаршал Герман Геринг. Первый переоценил потери в танках и опасность вражеских контрударов, второй самоуверенно клялся потопить драпающих через Ла-Манш британцев с помощью авиации, но не сдержал слова.
Версию насчёт Геринга отметаем сразу, поскольку наступление возобновилось 26 мая, когда эвакуация только началась. Потери в танках и желание их сохранить на первый взгляд выглядят куда более веской причиной. Но вот что пишет принимавший непосредственное участие в операции Гейнц Гудериан, командовавший тогда 19-м корпусом в составе 1-й, 2-й и 10-й танковых дивизий, 20-й моторизованной дивизии и мотопехотного полка «Великая Германия»:
«В ночь с 26 на 27 мая корпус снова начал наступление. 20-я мотодивизия, которой были приданы полк лейб-штандарт «Адольф Гитлер» и пехотный полк «Великая Германия», усиленная тяжёлой артиллерией, получила задачу наступать на Ворму. 1-й танковой дивизии было приказано, действуя с правого фланга, присоединиться к наступающим войскам для развития успеха. Пехотный полк «Великая Германия» при эффективной поддержке 4-й танковой бригады из состава 10-й танковой дивизии достиг своей цели – высоты Крошти-Питгам. Танковый разведывательный батальон 1-й танковой дивизии занял Брукер. Было замечено усиленное движение морских транспортов противника из Дюнкерка через пролив. До 28 мая мы вышли к Ворму и Бурбур. 29 мая 1-я танковая дивизия овладела Гравлином. Однако захват Дюнкерка произошёл без нашего участия, 19-й армейский корпус был сменён 29 мая 14-м армейским корпусом. Эта операция была бы проведена значительно быстрее, если бы верховное командование не останавливало несколько раз войска 19-го армейского корпуса и не препятствовало его успешному продвижению». («Воспоминания солдата»).
Странно получается: Гитлер останавливает наступление 24-го, опасаясь за сохранность танков, но на Дюнкерк с 26-го по 29-е наступает именно танковый корпус! То есть фюрер сначала решил поберечь ценные танки для июньских боёв в центральной Франции, спустя два дня передумал и снова пустил их в бой, постоянно тормозя, а ещё через трое суток передумал окончательно и стал отводить корпус Гудериана с позиций, когда до победы было уже рукой подать! Немецкие танки того периода не слишком хорошо бронированы, и подобное топтание на месте, вместо стремительных атак, наоборот приводит к росту потерь. Значит, дело не в желании поберечь бронетехнику, а в чём-то ином. В чём же именно?
Оставим пока этот вопрос открытым и посмотрим, что произошло несколько месяцев спустя, когда фюрер, призвав Англию к мирным переговорам и не получив ответа, решил добиться своего с помощью мощного авиационного наступления и почти достиг успеха.
«Последние два дня августа оказались особенно неудачными для истребительного командования. – Пишет один из крупнейших британских исследователей Второй Мировой войны Бэзил Лиддел Гарт. – Примечательно, что небольшие группы немецких бомбардировщиков (15-20 самолётов) сопровождались втрое большим числом истребителей. 31 августа английская авиация понесла самые тяжёлые во всей битве потери — 39 самолетов; у немцев потери составляли 41 самолет. При немногочисленности сил английской авиации такие потери были недопустимыми, тем более что противника отпугнуть не удалось. Большинству аэродромов на юго-западе Англии был причинен серьёзный ущерб, а некоторые из них совершенно вышли из строя… В течение августа истребительное командование потеряло в боях 338 самолетов «Харрикейн» и «Спитфайер»; кроме того, серьёзные повреждения получили еще 104 самолета. Немцы потеряли 177 самолётов Ме-109, еще 24 таких самолёта получили повреждения. Соотношение потерь в истребителях было 2 : 1, если учесть, что по различным другим причинам из строя вышли 42 английских и 54 немецких самолёта. Таким образом, в начале сентября у Геринга были все основания полагать, что он близок к своей цели – сокрушению мощи английской истребительной авиации и уничтожению её баз на юго-востоке Англии». («Вторая Мировая война»).
Итак, британские ВВС на последнем издыхании. С 24 августа по 6 сентября они теряют только сбитыми 295 истребителей. Ещё 171 машина серьёзно повреждена, и далеко не все севшие с пробоинами от вражеских пулемётов британские истребители удаётся вернуть в строй. Построить и отремонтировать за этот период их удаётся всего 269, эскадрильи тают на глазах, редеют ряды подготовленных лётчиков. Из менее 1000 пилотов, имевшихся в наличии, с 24 августа по 6 сентября 103 убиты и 128 тяжело ранены, а с учётом предыдущих потерь некомплект личного состава превысил 40%. Кажется, ещё одно усилие… но 3 сентября Гитлер решает перейти к бомбардировкам Лондона, чтобы деморализовать население и вынудить Великобританию к миру. Немцы несут большие потери, англичане получают передышку и приходят в себя. С 8 по 21 сентября у них сбито всего 139 истребителей, а с 22 сентября по 5 октября – лишь 116, промышленность с лихвой восполняет потери, и Англия выигрывает воздушное сражение. Считается, что фюрер разозлился за удары британских бомбардировщиков по германским городам, но те начали их бомбить сразу же после начала немецкого наступления во Франции. И вообще странно как-то: второй раз подряд в течение четырёх неполных месяцев Германия имеет отличные шансы добить Англию сперва на земле, потом в воздухе, и прекращает добивание. Но и это ещё не всё. Начатая в то же время подготовка к высадке десанта на британском побережье ведётся так, что сами германские генералы не верят в серьёзность замысла.
«В те недели, когда шла подготовка к операции, я лишь ещё больше укрепился в моем убеждении, что она никогда не будет начата. – Вспоминал впоследствии командовавший 2-м воздушным флотом Альберт Кессельринг. – В отличие от периодов подготовки к предыдущим кампаниям в люфтваффе не было проведено ни одного совещания, на котором детали предстоящей операции обсуждались бы с командующими авиагруппами или с представителями вспомогательных служб ВВС, не говоря уже о встречах с представителями высшего командования или самим Гитлером. Беседы в моем штабе на побережье пролива с Герингом и представителями командования сухопутных и военно-морских сил, назначенными для руководства операцией «Морской лев», были скорее неформальными разговорами, нежели деловыми дискуссиями, налагающими определенные обязательства. («Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха»).
На суше не добили, в воздухе не добили, а десантом только пугать собрались? Как-то не похоже на человека, который только что с ничтожными потерями подчинил себе почти всю континентальную Европу. Чтобы понять столь странное поведение создателя Третьего Рейха, очень полезно заглянуть в его главный труд – книгу «Моя борьба». Когда дело доходит до анализа англо-германских отношений перед Первой мировой войной, страдающая душа автора прямо-таки плачет кровавыми слезами. Какой исторический шанс упустил растяпа кайзер Вильгельм! Не захотел договориться с цивилизованными братьями-островитянами и с их помощью накостылять диким москалям!
«Приняв решение раздобыть новые земли в Европе, мы могли получить их, в общем и целом только за счет России. В этом случае мы должны были, препоясавши чресла, двинуться по той же дороге, по которой некогда шли рыцари наших орденов. Немецкий меч должен был бы завоевать землю немецкому плугу и тем обеспечить хлеб насущный немецкой нации. Для такой политики мы могли найти в Европе только одного союзника: Англию. Только в союзе с Англией, прикрывающей наш тыл, мы могли бы начать новый великий германский поход. …Представим себе только на одну минуту, что наша германская иностранная политика была бы настолько умна, чтобы в 1904 году взять на себя роль Японии. Представьте себе это хоть на миг, и вы поймете, какие благодетельные последствия это могло бы иметь для Германии. Тогда дело не дошло бы до «мировой» войны. Кровь, которая была бы пролита в 1904 году, сберегла бы нам во сто раз кровь, пролитую в 1914–1918 годах. А какую могущественную позицию занимала бы в этом случае ныне Германия!» (Глава IV. Мюнхен).
Вот и получили объяснения странные решения Гитлера в 1939-40 гг. Адольф Алоизович искренне не хотел краха Британской Империи, постоянно спасал её вооружённые силы, когда те находились уже на последнем издыхании, – и до последнего надеялся помириться. Отсюда и отвод танковых дивизий из-под Дюнкерка, и британская авиация, которую фюрер отказался добивать, уже почти выиграв воздушную «Битву за Англию», и оказавшийся грандиозным блефом «Морской Лев». Ну и, конечно, загадочный перелёт в Шотландию ближайшего соратника Гитлера, его заместителя по партии Рудольфа Гесса, подробности беседы с которым в Лондоне до сих пор скрывают.
Описывая совещание, на котором Гитлер приказал остановить наступление, начальник оперативного отдела 4-ой армии Гюнтер Блюментритт вспоминал, что фюрер «удивил нас своими восторженными высказываниями о Британской империи, о необходимости её существования и о цивилизации, которую Англия принесла миру… Он сказал, что все, чего он хочет от Англии, так это чтобы она признала положение Германии на континенте. Возвращение Германии ее колоний желательно, но это несущественно… В заключение он сказал, что его целью является заключение мира с Англией на такой основе, которую она сочла бы совместимой с её честью и достоинством».
Цитируя Блюментритта в своей книге «Гибель нацистской империи», американский журналист Уильям Ширер дополняет: «С подобного рода суждениями Гитлер часто выступал в последующие несколько недель перед своими генералами, перед Чиано (министр иностранных дел Италии – Ю.Н.) и Муссолини и, наконец, публично. Месяц спустя Чиано был поражён, узнав, что нацистский диктатор, находясь в зените славы, высказывался о важности сохранения Британской империи как «фактора мирового равновесия», а 13 июля Гальдер отметил в своем дневнике, что фюрера крайне занимает вопрос, почему Англия до сих пор не ищет мира: «… Он считает, что придётся силой принудить Англию к миру. Однако он несколько неохотно идет на это…. Разгром Англии будет достигнут ценой немецкой крови, а пожинать плоды будут Япония, Америка и др.» Хотя многие в этом сомневались, но, возможно, Гитлер остановил свои танки перед Дюнкерком для того, чтобы избавить Англию от горького унижения и тем самым содействовать миру. Это был бы, по его словам, мир, в котором Англия предоставила бы Германии свободу снова направить свои усилия на Восток, на этот раз против России».
Насколько были оправданы мечты Гитлера? Кажется, любой человек, хоть сколько-нибудь знакомый с лондонской политикой, должен понимать полную их оторванность от реальности.
«У нас нет ни постоянных врагов, ни постоянных друзей, – писал двукратный премьер-министр Великобритании Генри Пальмерстон королеве Виктории, – у нас есть только постоянные интересы…» Впоследствии ту же мысль повторил его оппонент и в то же время единомышленник в борьбе с Россией Бенджамин Дизраэли, также дважды возглавлявший британское правительство. Геополитическая ситуация требовала от британцев иметь мощнейший в мире флот и постоянно препятствовать объединению континентальных держав, поддерживая их непрерывное противостояние. В противном случае эти державы могли объединить свои военно-морские ресурсы и, завоевав господство на воде, высадить в Англии армию много сильнейшую, чем защищающие остров войска.
Впервые такая политика отчётливо проявилась в конфликтах, сотрясавших Европу в 1665-1675 гг. В 1665 году Англия нападает на Нидерланды. В 1668-ом, едва закончив войну, образовывает с бывшим врагом коалицию, направленную против Франции. В 1672-ом снова атакует голландцев в союзе с французами, но через два года выходит из войны, заключив с Голландией сепаратный мир. В результате в начале XVIII века Англия окончательно становится ведущей морской державой. Нидерланды же на сто с лишним лет превращаются в её младшего партнёра, сыграв существенную роль в войне за Испанское наследство, покончившей с французской гегемонией в Западной Европе.
Вторично разрушив французскую гегемонию в Европе в 1814 году с помощью усилившейся Российской Империи, Лондон нанёс поражение России с помощью Франции в Крымской войне 1853-56 гг. А в ходе Первой мировой войны 1914-18 гг. силами главным образом русской и французской армий сокрушил нового европейского гегемона – кайзеровскую Германию. В конце войны, чтобы не допустить Россию к разделу добычи, Лондон способствовал её падению в пучину и без того назревающей революции, однако, недооценив большевиков, сам получил от них немало хлопот в своих колониях и полуколониях. Более успешно ту же политику впоследствии проводили ставшие геополитическим наследником Британской империи Соединённые Штаты. В 80-е годы прошлого века США сумели существенно ослабить Советский Союз, поддержав афганских моджахедов и уговорив арабские страны подорвать советскую нефтеторговлю, резко сбросив цены на «чёрное золото». И хотя основные причины краха СССР, как и падения Российской империи, лежали внутри страны, эти действия способствовали началу перестройки, вступлению части бывших советских республик в НАТО и появлению на постсоветском пространстве американских военных баз. Которые в свою очередь немало помогли проникновению США в тот же Афганистан…
Были у Гитлера основания думать, что для него сделают исключение? Да, были! Все 30-е годы Лондон потворствовал ему во всех начинаниях! Отмена унизительных статей завершившего Первую мировую войну Версальского договора, ограничивающих численность армии жалкими 100 тысячами, без танков, авиации и подводных лодок? Пожалуйста! Отказ от получения репараций, которые Германия обязывалась выплатить согласно тому же договору? Ради бога! Кредит на развитие военной промышленности? Получите без малого миллиард фунтов стерлингов от Банка Англии – вернёте, как сможете. С авиадвигателями проблема? «Роллс-Ройс Кестрел» мощностью 695 лошадиных сил для первых моделей «мессершмиттов» – на блюдечке с голубой каёмочкой! Австрию присоединить? Судетскую область у Чехословакии забрать? Щас бантиком перевяжем!
После того, как Гитлер, вопреки данным Англии и Франции обещаниям, 14 марта посодействовал отделению Словакии от Чехии, вынудил чешское руководство согласиться на германскую оккупацию, а Словакию превратил в вассала, Лондон и Париж, на первый взгляд, неожиданно озаботились возросшими аппетитами Рейха. Французское правительство уже 15 марта выступило с резким протестом, а британского премьера Невилла Чемберлена, изначально выступившего с примирительным заявлением, его собственные соратники вынудили уже через двое суток радикально изменить позицию и осудить Гитлера.
Однако дальнейшие действия ведущих европейских демократий кажутся непоследовательными. Они молча позволяют Германии отобрать у Литвы Мемель 23 марта 1939 года, но 21 марта Великобритания торжественно обещает Польше защитить её от любой агрессии. Тогда же англичане предлагают Франции и СССР срочно начать переговоры по обузданию немцев. Что же случилось? Превратив Чехию в свой протекторат, Гитлер впервые вышел за рамки прежнего курса на присоединение германских территорий, каковыми являлись Австрия, Судетская область и Мемель. При этом оккупировалась не территория СССР, куда фюрера усиленно подталкивали вторгаться, а европейская страна, гарантами безопасности которой Лондон и Париж выступили в Мюнхене. Правда, юридически Мюнхенское соглашение не нарушалось. Гарантии давались Чехословакии, которая после провозглашения независимости Словакией и Закарпатской Украиной перестала существовать. Однако по факту Гитлер кушал англо-французского вассала, нанося, таким образом, мощный удар по репутации сеньоров. Требуя от Праги капитуляции в Мюнхене, англо-французы могли ссылаться на обоснованность германских требований и стремление судетских немцев воссоединиться с соотечественниками, а теперь у них такого обоснования не было.
Приходилось поневоле вступаться и за Польшу. Как уже говорилось, германские требования к ней были весьма умеренными, но Великобритания и Франция принять их не могли. С передачей Рейху Данцига, где 95% населения составляли немцы, согласиться было ещё можно. И со строительством экстерриториальных дорог через польское Поморье к германской Восточной Пруссии, пожалуй, тоже. Но вот присоединение Польши к ведомому Германией Антикоминтерновскому пакту означало выпадение Варшавы из сферы влияния Лондона и Парижа и превращение её в берлинского вассала.
Хотя формально пакт создавался для координации борьбы с международным коммунистическим движением, на самом деле это был военно-политический блок, помогавший участникам удовлетворить свои территориальные претензии за счёт соседей. Все его европейские члены, за исключением державшейся несколько в стороне Испании, неудержимо превращались в вассалов Гитлера, и подобная эволюция Польши совершенно не устраивала Англию с Францией. Одно дело – участие Варшавы в походе на Москву и разделе советских территорий, и совсем другое – превращение её из восточного противовеса Берлину в его сателлита.
Случись такое, да ещё и сразу же после оккупации Чехии, – международный авторитет столпов европейской демократии падал сильно ниже плинтуса. Спросите любого пережившего 90-e годы братка из Тамбовской или Солнцевской группировки, и он подтвердит, что для бизнеса подобное поведение – чистое самоубийство. Владельцы всех крышуемых группировкой кабаков и магазинов, увидев, что крыша дырявая, тут же начнут искать нового покровителя.
Точно так же ориентировавшиеся на Британию малые страны Европы, Азии и Южной Америки видели, что 1 марта 1939 года поддержанный Гитлером и Муссолини генерал Франко уничтожил признанную Англией и Францией Испанскую республику, а 14 марта того же года немцы докушали чехов. Потом вспоминали, что ещё раньше Германии дали присоединить Австрию, а Италии – завоевать Эфиопию и Албанию. Затем осознавали, что согласно акту британского парламента от 11 декабря 1931 года доминионы (самоуправляемые государства в составе империи) Австралия, Ирландия, Канада и Южно-Африканский союз признаны полностью самостоятельными, то есть фактически отделились от Великобритании… А тут ещё и Польша…
Поневоле вставал вопрос, не одряхлела ли данная империя, не смотря на всю хитроумность политических комбинаций её властителей? И не пора ли её вассалам искать новых покровителей в лице Германии, США и Советского Союза? Тщательно выстроенные против Москвы и Берлина восточноевропейские блоки трещали по швам. С падением Праги ушла в небытие Малая Антанта, объединявшая Чехословакию, Румынию и Югославию, но потеря Польши с гарантией приканчивала (и в 1940 году прикончила) также Балканскую Антанту (Югославия, Румыния, Греция и Турция) и Балтийскую Антанту (Литва, Латвия и Эстония).
Мало того: подобные настроения могли охватить и авторитетных общественных деятелей в английских и французских колониях. После вступления немецких войск в Париж и разгрома японцами британских контингентов в Бирме, Малайзии и Сингапуре именно так и случилось, но ещё до японского вторжения – 14 августа 1941 года – тяжелейший удар по колониальной системе Великобритании нанесли США. В этот день президент США Франклин Рузвельт заставил Черчилля подписать так называемую Атлантическую хартию, к которой 29 сентября того же года присоединился Советский Союз.
«Президент и премьер-министр от имени Соединенных Штатов и Соединенного Королевства сделали следующее заявление, – вспоминал впоследствии сын хозяина Белого Дома Эллиот Рузвельт:
1. Что их страны не стремятся к территориальным или другим приобретениям.
2. Что они не согласятся ни на какие территориальные изменения, не находящиеся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов.
3. Что они уважают право всех народов избирать себе форму правления, при которой они хотят жить; что они стремятся к восстановлению суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путем.
4. Что они, соблюдая должным образом свои существующие обязательства, будут стремиться обеспечить такое положение, при котором все страны — великие или малые, победители или побеждённые — имели бы доступ на равных основаниях к торговле и к мировым сырьевым источникам, необходимым для экономического процветания этих стран…» («Его глазами»).
В переводе с дипломатического пункт 1 обозначает, что Великобритания, Франция и любая другая страна не смогут получить ни одного квадратного дюйма земель, которые принадлежат Германии или её союзникам. Никакого раздела, например, итальянских колоний, подобного разделу германских после Первой мировой войны, не будет. Пункты 2 и 3 прямо предписывают колониальным державам не препятствовать обретению независимости собственными колониями. И, наконец, пункт 4 пресекал попытки, превратив эти колонии в доминионы или что-то подобное, отгородить их таможенными или протекционистскими барьерами от победного шествия американского доллара, либо препятствовать американским корпорациям выгребать из недр освобождённых колоний всё вкусное.
Но весной 1939-го подобное развитие событий ещё не было предопределено, и европейские демократии пытались поддерживать престиж, одновременно не теряя надежды договориться с Германией. То есть с одной стороны Польше обещали помочь, с другой стороны сделали это в довольно расплывчатой форме, а с третьей на переговоры в Москву о конкретных мерах противодействия Германии послали второстепенных военных, не имевших сколь-нибудь реальных полномочий. Неудивительно, что начавшиеся 11 августа 1939 года переговоры провалились, и СССР предпочёл договориться с Гитлером, предложившим взаимовыгодный пакт о ненападении.
Англо-французы же, объявив 3 сентября 1939 года войну Третьему Рейху, как уже говорилось, не сдвинулись с места, явно намекая на возможность компромисса. В свою очередь фюрер, оставаясь непоколебимым англофилом, Франции не симпатизировал, и поскольку та начала первой, решил взять реванш за поражение в Первой мировой войне и ликвидировать сухопутный фронт на Западе. После этого можно было достичь соглашения с Англией и возглавить поход континентальной Европы на Москву.
Французов удалось разгромить неожиданно легко, но Лондон на мировую не пошёл. Поскольку содержание переговоров с Гессом так и не рассекречено до сих пор, очевидно: торг шёл серьёзнейший и британские предложения выглядели настолько цинично, что их и сейчас боятся озвучивать. Причины подобной боязни разъяснил в 1948 году Аллен Даллес, работавший в годы войны сперва представителем Управления секретных служб США при американской резидентуре британской разведки MI-6, а затем резидентом УСС в Швейцарии.
«Черчилль знал, что если Германия сконцентрирует свои силы на борьбе с Англией, последняя будет разбита. – Сообщал в беседе с руководством Республиканской партии США будущий директор ЦРУ. – Всё, что ему оставалось, это затягивать время, искать союзников и создавать второй фронт. Он хотел, чтобы его союзниками стали две страны – Соединенные Штаты и Советы. Но для Советов, которые сотрудничали тогда с Германией, было бы слишком опасно идти на риск войны с Гитлером. Вот почему Черчилль оказался перед необходимостью сделать так, чтобы Гитлер сам объявил войну Советам… Британская разведка в Берлине установила контакт с Рудольфом Гессом и с его помощью нашла выход на самого Гитлера. Гессу было сказано, что если Германия объявит войну Советам, Англия прекратит военные действия. Гесс убедил Гитлера, что всему этому можно верить… Британская разведка сфабриковала приглашение за подписью Черчилля и переправила его Гессу. Гесс оказался в Шотландии после своего тайного перелета и получил возможность встретиться с английскими официальными лицами. Он заявил, что Гитлер нападет на Россию. Ему же в ответ было сказано, что Англия свою часть договоренности также выполнит». («Вопросы истории», №4, 1998).
Как известно Англия свою часть договорённости не выполнила, но некоторые примечательные события потом всё же имели место. Например, 11-13 февраля 1942 года, когда германская эскадра в составе линейных крейсеров «Шарнхорст» и «Гнейзенау», тяжёлого крейсера «Принц Ойген» и сопровождавших их эсминцев, успешно проскочила через насквозь простреливаемый, заминированный и постоянно патрулируемый Ла-Манш из французского Бреста в германский Вильгельмсхафен. Депутаты парламента набросились на Черчилля, гневно вопрошая, почему британские береговые батареи, авиация и корабли действовали столь неэффективно.
«По мнению Адмиралтейства, с которым я поддерживаю самую тесную связь, – невозмутимо ответил сэр Уинстон, – уход немецкой эскадры из Бреста привел к решительному изменению военной ситуации в нашу пользу». (Т. Тулейя «Сумерки морских богов»). И депутаты, поняв, что ушедшие корабли будут использованы против русских, заткнулись, смирившись также с тем, что результаты обещанного премьером расследования будут надёжно засекречены.
Светлому образу цитадели парламентаризма интриги Лондона не соответствуют, а потому с публикацией документов по истории с Гессом британцы не спешат. Мало того, когда СССР, ранее выступавший категорически против освобождения из тюрьмы Гесса, приговорённого к пожизненному заключению на Нюрнбергском процессе, стал допускать возможность его выхода на свободу, 17 августа 1987 года старик срочно повесился, а его личные вещи были уничтожены. Правда экспертиза, которую смог провести сын покойного, показала, что старичку, перед тем как накинуть на шею провод, крепко двинули по голове, но её выводы демонстративно проигнорировали. Ну а совсем недавно – 20 июля 2011 года – под предлогом частых посещений могилы неонацистами останки ближайшего соратника фюрера выкопали и сожгли, а прах рассеяли по ветру. По существу, это равносильно признанию в убийстве и подтверждению версии Даллеса.
Лично я сэра Уинстона не осуждаю. С точки зрения интересов любимой родины, он действовал совершенно правильно. Взаимоуничтожение гитлеровского Евросоюза и СССР лежало полностью в русле многовековой английской традиции – не допускать доминирования какой-либо державы на континенте, и непонятно, с какого перепугу Черчиллю следовало отказываться от столь проверенной традиции. Заботится же о жизнях советских граждан и сохранности социалистической собственности британский премьер не подряжался, а потому упрекать его мы не имеем права.
Зато взять на вооружение подобную политику, ввиду тяжёлой политической, экономической и демографической ситуации, российское руководство, которое рано или поздно сменит нынешних ставленников США и Евросоюза, просто обязано. Если какой-то грядущий Бен Ладен, вздумает долбануть, скажем, по Лондону и перед этим попытается заручиться невмешательством Кремля, ему следует дать все возможные гарантии, но и не препятствовать ответному удару. Ну, а потом можно и поторговаться: кого, когда, чем и за сколько поддержать. Подлинно демократическая власть должна думать, прежде всего, о своих избирателях, а британцы ей без надобности.
