Фальсификация – процедура весьма двусмысленная. Тем более, когда речь идет о фальсификации фальсификации – как в случае с книгой Пьера-Андре Тагиефф «Протоколы сионских мудрецов. Фальшивка и ее использование». И дело даже не в том, что «минус на минус дает плюс». Хотя прочтение работ этого респектабельного историка идей может производиться и согласно такой логике. Так, первая изданная на русском языке работа Тагиефф «Цвет и кровь. Французские теории расизма» вполне может быть использована как учебник для начинающего расиста, как реферат основных трудов по расовым наукам XIX века. Книга о «Протоколах», изданная в издательстве «Мосты культуры / Гешарим» тоже будет интересна скорее не еврею, а антисемиту.
Но проблема фальсификации имеет более глубокое измерение, нежели странная экономия и распределение авторского желания и читательского интереса. Как показал в своих работах по методологии науки философ Карл Поппер, именно возможность фальсификации (а не только верифицируемость, как полагали логические позитивисты) делает теорию научной. Ньютонова физика есть наука постольку, поскольку возможно помыслить нечто ей противоречащее, как это сделал гениальный Энштейн. На этом же основании психоанализ невозможно признать научной теорией, так как любая попытка его фальсификации (опровержения) им присваивается, оборачиваясь «сопротивлением». Антисемитизм, так же как и веселая наука Зигмунда Фрейда, всегда был теорией нефальсифицируемой – как и любая теория заговора. Логика мышления юдофоба: все евреи желают нам зла и делают все возможное для достижения мирового господства. Если кто-то утверждает, что это не так (или – по Попперу – пытается фальсифицировать эту теорию), то он сам еврей (подкуплен евреями). Здесь работает та же схема присвоения сопротивления, что и в психоанализе.
Однако работа Пьера-Анри Тагиефф, вопреки желанию автора, резко меняет эту, казалось бы, четкую схему работы опровержения и подтверждения, которая лишала антисемитизм академической респектабельности. Вся книга – это долгая и упорная работа по фальсиикации одного из основных «первоисточников» современного антисемитизма – «Протоколов сионских мудрецов». Тагиефф долго описывает фабрикацию протоколов царской охранкой и историю публикации их Сергеем Нилусом. Опровержение подлинности – одна из основных задач книги (хотя главы о распространении и интерпретациях тоже очень интересны).
Собственно, подтверждение антисемитской теории, основанной на «Протоколах», достаточно широко известно – даже Тагиефф не в силах объяснить или опровергнуть «пророческую силу» протоколов. Но Тагиефф производит вторую необходимую для легитимации знания (по Попперу) операцию фальсификации. И это главный парадокс книги: французский социолог, стремясь к окончательному решению вопроса об антисемитизме, де факто добавляет последнему академизма: ведь если мы признаем его фальсифицируемым, возможна научная дискуссия и о его истинности.
Впрочем, обычному читателю можно не вдаваться в такие подробности. Книга чрезвычайно интересна именно для российской публики, хотя бы потому, что не менее трети именного указателя занимают фамилии наших соотечественников: от Троцкого до Сталина и от Нилуса до Баркашова.
Судьба книги французского историка может оказаться весьма занимательной. Как известно, не так давно Н.Сванидзе, известный российский общественный деятель, предложил признать «Протоколы сионских мудрецов» экстремистской литературой – наравне с “Mein Kampf”. Запрещение распрстранения «Протоколов» может стать важной вехой в истории современной борьбы с инакомыслием. Очевидно, что основания репрессии этой книги отличаются от причин гонений на труд Гитлера. Если “Mein Kampf” считается либеральной общественностью неприемлимой, так как может стать руководством к действию для неонацистов, то «Протоколы сионских мудрецов» должны бы запретить, чтобы не разжигать ненависть к неевреям среди сионистов. И это было бы логично. Но здесь традиционная логика если не опрокидывается, то обращается в странную диалектику: «Протоколы» запрещаются, чтобы не раздражать «фашистов».
Такое вымарывание исторических документов выглядит как минимум странным в век борьбы с любыми попытками ревизии истории. Комизм ситуации заключается в том, что за цитирование экстремистской литературы либеральной анафеме может быть предан и Пьер-Анри Тагиефф со своей книгой.
