Раис Сулейманов: Татарская Кондопога: Курманаево. «Мы здесь построим второй Таджикистан»

Село Курманаево (историческое название Кизляу) Нурлатского района Татарстана (208 км  от Казани) является одной из старейших татарских деревень Поволжья. Основанное в начале XVII века, оно было известно как одно из древнейших духовных центров Закамья, в котором проживали ишаны (суфийские шейхи). Однако сегодня этот населенный пункт стал ареной межнационального конфликта между коренным татарским населением и таджикскими мигрантами, в ходе которого ситуация настолько накалена, что требует вмешательства федеральных органов власти, поскольку региональным доверия у населения уже нет, на что есть свои основания.

История межнационального конфликта типична для всех малых населенных пунктов России, испытывающих на себе приезд мигрантов. В 2005 году в Курманаево приехал жить Ахмед Худоев из Таджикистана, отец 14 детей и муж нескольких жен. В скором времени он, купив дом в деревне, перевез свое семейство в Курманаево.

Вслед за ним в татарское село стали переезжать другие таджикские семьи.

Первый конфликт случился в 2010 году: деревенский житель Ильнур Салахов набирал в колодец воду. Тот год выдался очень засушливый для всей России, бетонный колодец для поливки огорода и пойки скота пересох, и Ильнур Салахов набирал в него из водопровода с помощью шланга в него воду. Соседями Салаховых приходилась таджикская семья Худоевых. Их многочисленные дети играли возле колодца, и Ильнур предупредил их, что вода набирается в колодец, чтобы они были внимательными. Однако, вернувшись, он обнаружил, что таджикские дети вытащили шланг из колодца, разлили воду вдоль дома, превратив все кругом в грязь. Жена Салахова сделала замечание детям, однако вскоре со стороны таджикских родителей последовали оскорбления и хамство. Гульназ Худоева, мать таджикских детей, обрушилась на супругу Салахова: «Шлюха, проститутка!». Возмущенный Ильнур призвал соседку выбирать выражения, тем более, что в данной ситуации ее дети набезобразничали, а наводить порядок придется Салаховым. Реакция мигрантов на соседей стала приобретать дальше угрожающий характер: по словам плачущей Асии Салаховой, матери Ильнура, поздно вечером к дому подъехала из Нурлата (райцентра) машина, в которой в масках и капюшонах сидели крепкого телосложения мужчины, которые потребовали от ее сына выйти «разобраться». Он вместе с братом и отцом, вынужденный взять дубинку в руки, вышел к непрошенным гостям. Таджики решили воздержаться от выяснения отношений в тот вечер, но вызвали Ильнура на «перестрелку» на следующий день. Салаховы обратились в милицию, но на следующий день никто из «визитеров в масках» не приехал. Конфликт можно было бы считать исчерпанным. Однако новые соседи Асии Салаховой (сын Ильнур и муж скончались в 2010 году), пользуясь ее одиноким положением, стали создавать ей нелегкую жизнь: то курятник повредят, то в окно шайбу швырнут, на ее участок огорода через забор бросают мусор, вплоть до грязных детских памперсов, на замечания пенсионерки в ответ таджикские дети только презрительно смеются, а их родители начинают ее оскорблять.

Ахмед Худоев и его жена Гульназ подобные обвинения отрицают, заявляя, что они даже заботятся о своей соседке и остальных жителях деревни. «Я помогаю строить мечеть в селе», – не без гордости показывает нам глава семейства на достраиваемое здание новой деревянной мечети, стоящее рядом со старой мечетью, которой в следующем году исполнится 100-летие (ее планируют включить в реестр исторических памятников архитектуры).

Однако на приведенные факты далеко недобрососедского поведения Худоевы отвечают, что к ним относятся предвзято из-за их национальности, просто потому, что они – таджики.

Активному заселению таджиков в деревне способствовало местное мусульманское духовенство. Оба имама (в селе две действующие мечети и достраивается третья) Ильшат Дильмухаметов и Вазыйх Мустафин в разговоре не отрицают, что они прописывали у себя на дому таджиков, тем более, это фиксировалось это как «временная прописка», однако именно этот способ открыл возможность для приезда таджиков и их последующей легализации. Духовенство руководствовалось общемусульманской солидарностью, однако в бескорыстность священнослужителей местные жители не верят, считая, что имамы получали за это деньги, равно как и местные чиновники. «В вечернее время в дома к имамам из Нурлата приезжали какие-то бородачи в коротких штанах, такие огромные бороды у нас никто не носит», – сообщила Зайтуна Махмутова. 78-летний Вазыйх Мустафин упрекает своих односельчан в нежелании помочь единоверцам: «Многие татары в советское время ездили жить и работать в Центральную Азию, нас там хорошо встречали, а сейчас мы не хотим им помочь?» Однако курманаевцы на такие аргументы отвечают просто: разве тех же татар вместе с русскими из среднеазиатских республик после развала СССР не вынуждали уезжать к себе на родину? Где же была их общемусульманская солидарность?

Идя по деревне, нас догоняет одна из местных жительниц. Узнав, что в Курманаево (в селе информация распространяется очень быстро) приехали исследовать главную проблему их деревни, жители готовы собраться и рассказать о наболевшем. Через час возле школы собирается жители села. Именно они и поведали, что случай с Салаховыми – не единичный и не сугубо бытовой конфликт между соседями, как может показаться поначалу.

На сегодняшний день в деревне проживает 712 человек (99% татар и 1% чуваш) и 40-50 таджиков. Точного количества последних назвать никто не может, потому что даже районное отделение Федеральной миграционной службы на запрос жителей не смогло назвать конкретной цифры. По нашим подсчетам, можно говорить о 12 взрослых и 30 молодых таджиках, которые составляют 5 семей. Поселившись 8 лет назад в деревне, таджики не стремились культурно интегрироваться в жизнь села. Первыми на себе дискомфорт стали чувствовать дети коренных жителей, испытывая на себе угрозы физической расправы, девушки  (в том числе школьницы) подвергались сексуальным домогательствам, а матерным и унизительным оскорблениям со стороны даже таджичек, т.е. женщин, подвергались курманаевские мужчины (про татарок можно и не говорить: их иначе «как «шлюхи» и «проститутки» мигранты не именуют). Попытка поставить на место хулиганские выходки приезжих немедленно пресекались чиновниками и полицией, всегда вставшей в любом конфликте на сторону мигрантов. После отъезда полиции, молодые таджики, объединяясь, шли «выцеплять» тех татар, которые посмели против них выступить. Естественно, проходило это по стандартной схеме: таджикская молодежь человек 10-15 просила выйти «поговорить» 1 татарина. Как только татарские парни самоорганизовывались и объединялись в большую группу для отпора на улице шпане из мигрантов, те немедленно звонили в полицию, заявляя, что коренные жители планирует избить их. Приезжающая полиция по вызову всегда занимала сторону мигрантов, укоряя местных в «нетолерантности». Председатель сельсовета Фарида Вафина стоит, по мнению жителей, в сговоре с мигрантами. Они ей помогали строить дом, они через нее улаживали все вопросы с регистрацией и пропиской. Между делом они рассказали, что Вафина себе, своему мужу и детям оформила каждому инвалидность и получает за это полагающуюся пенсию.

Больше всего курманаевцев охватила паника, когда выяснялось, что в доме у одного жителя каким-то образом оказались прописаны таджики без его ведома. «А если у кого-то из нас в наших домах вот таким же способом прописали таджиков?» – задаются вопросом жители. Как выяснялось, паспортистка в Нурлате, оформлявшая регистрацию у таджикских мигрантов, сама родом из Центральной Азии, а к ней как к «своей» всегда заходит Ахмед Худоев, что подтвердили жители. По их словам, вся услуга по оформлению прописки обходится в 30 тысяч рублей с мигранта. Какая-то доля достается и сельскому начальству, выступающего всегда в роли покровителя приезжих.

Волна открытого возмущения этническим беспределом началась с сентября 2012 года, когда на родительском собрании в школе обеспокоенные за безопасность своих детей курманаевцы высказались вслух. Таджикские подростки открыто стали заявлять своим сверстникам: «Здесь скоро будет второй Таджикистан, а если пикнете, вас всех перережем!». Слова мигрантов здесь воспринимают всерьез: их видели ходящими с кинжалами по деревне. Периодические избиения, угрозы, приставания к девочкам со стороны таджиков уже стали невыносимы. Учителя пытались воздействовать на поведения своих учеников через их родителей. Тансылу Рахимова, учительница английского языка, рассказала, что когда она вежливо и тактично рассказала Ахмеду Худоеву о дисциплине его сыновей и дочерей, он в присутствии других педагогов принялся ее оскорблять, обвиняя ее в том, что она испытывает ксенофобские чувства к его детям только из-за их национальности. Слушая рассказ этой хрупкой женщины, униженной и такими обвинениями, и просто самими оскорблениями, трудно поверить в предвзятости педагога, которая, по ее словам, поначалу отказывалась выслушивать жалобы татарских школьников о том, что они испытывают от своих таджикских одноклассников, даже когда они засняли на телефон как ведут себя новички в школе и хотели ей показать как доказательство, что их возмущения не голословны.

Не только учитель английского языка столкнулся с, мягко говоря, неадекватной реакцией родителей таджикских детей, но и учитель физкультуры Аслям Кабиров. Его опыт общения с таджиками начался с того, когда он на школьном катке разнимал таджикского ученика, избивавшего своего татарского одноклассника. Первый поспешил пожаловаться отцу. Для правдоподобности ребенка сводили в клинику в райцентре (хотя в селе есть свой участковый врач), где тому выдали справку, что таджикскому мальчику якобы были нанесены раны ударами коньков по груди. Учитель, никогда не поднимавший руки на детей, был обвинен в насилии над ребенком. Тот факт, что медосмотр был проведен в каком-то медучреждении райцентра, а не в сельском медпункте, и то, что свидетели произошедшего на катке подтверждают, что учитель как раз разнимал дерущихся детей, а до этого на Кабирова никто никогда не жаловался, заставляет усомниться любого непредвзятого наблюдателя. Однако таджикские родители поспешили пожаловаться в районный отдел образования на учителя физкультуры. Виноватым признали педагога. Это дало еще больше таджикам чувствовать свою безнаказанность и открыло простор для беспредела.

На сходе жителей курманаевцы задавались вопросы: на что живут таджики? Какой их источник заработка? Из всех взрослых таджиков, только один – Рахманали Мамарасулов – числится пастухом в селе. Источники доходов остальных таджиков никому неизвестны, особенно это странно на фоне того, что таджики активно занимаются скупкой жилья в Курманаево. «Откуда деньги на это?», – сокрушаются коренные жители. Не исключают они и наркоторговлю как источник значительных доходов.

Межнациональный конфликт в селе Курманаево – это не единичный случай в Татарстане. Эксперты, анализирующие этнорелигиозную ситуацию в регионе, уже сообщали об аналогичной истории в деревне Шумково Рыбнослободского района Татарстана. Схема колонизации мигрантами этого населенного пункта аналогична ситуации в Курманаева: вначале кто-то из них покупает дом, потом перевозит туда свою семью, затем начинается переезд других семей земляков, позже появляются религиозные фундаменталисты характерного вида, затем требование «уважать культурные обычаи» новых односельчан деревни… Попытка запуганных коренных жителей возмутиться и достучаться до чиновников и силовых органов через СМИ закончилось безрезультатно и даже во вред себе. Чиновники встали на сторону мигрантов, приехавшее из таджикской национально-культурной автономии руководство, естественно, встало на защиту прав своих соплеменников, силовые органы ничего противозаконного не нашли (или не хотели найти). На верх было отрапортовано, что все теперь спокойно. В итоге рты недовольным коренным жителям закрыли, а все списали на бытовую неприязнь «вечно пьяных» и «нетолерантных» русских к «трудолюбивым» и «социально полезным» мигрантам, а от экспертов, не испугавшихся написать о случившемся, потребовали извинений перед таджикской общиной через журнал «Наш дом – Татарстан», издаваемый Ассамблеей народов Татарстана. Колонизация Шумково продолжается, набирая обороты.

Случай в Курманаево отличается только тем, что это татарское село. Здесь списать на «русских пьяниц и лодырей» не получится. Даже татароязычная газета «Безнен гажит» («Наша газета») опубликовала статью в поддержку коренных жителей, хотя про случай в Шумково репортаж в этом печатном издании был комплиментарен по отношению как раз к таджикским мигрантам. Местные жители Курманаево больше всего переживают за последствия: уверенность, что чиновники и правоохранительные органы встанут на сторону мигрантов, не покидает их, тем более, уже с этим сталкивались неоднократно, а крайними в этой истории сделают деревенских учителей как самых бесправных в сложившейся ситуации. Тем более, что Султан Вафин, муж председателя курманаевского сельсовета, недвусмысленно намекнул, что из-за возмущений жителей беспределом мигрантов районные власти в наказание «оптимизируют» среднее образование в деревне, т.е. проще говоря, закроют школу, что оставит и педагогов без работы, и курманаевским детям создаст трудности, вынуждая их отправляться за знаниями в соседние деревни, где школы имеются. Дескать, это наказание за «нетолерантность» к мигрантам.

Межнациональный конфликт в Курманаево (наивно списывать ситуацию только на бытовые проблемы) все больше превращает деревню в «татарскую Кондопогу». Люди реально запуганы, они бояться за себя и своих детей. И просят одного: пусть таджики уезжают к себе домой. Ни с чувашами, ни с русскими, ни с немцами (в селе жила и работала учительницей немка по фамилии Тиссен), ни с мордвой проблем никогда не было. Те легко интегрировались, не стремились навязать свои «порядки», не противопоставляли себя остальным жителям. Тем более, что в ближайшее время в Курманаево приедет еще 11 семей из Душанбе, что удалось им узнать от самих таджиков. Курманаевцы устали повторять постоянно одну и ту же русскую пословицу: «В чужой монастырь со своим уставом не лезут».

Уезжая из деревни, жители провожали нас с одним чувством: «Если федеральные власти хоть что-то не предпримут, то здесь будет война». «Мы хотим одного – пусть они уедут отсюда, все до одного», – говорили это и пожилые, и зрелые, и молодые татары, причем произносили это с таким отчаянием и одновременно страхом, что говорило только об одном: у людей накипело, этот беспредел их достал.

Тем более, что мигранты, по словам курманаевцев, не скрывают своих намерений: «Мы здесь построим второй Таджикистан».