На дворе стояло лето 2014 года. В окна квартиры московской многоэтажки заглянули теплые лучи июльского солнца и залили ярким светом лицо уже почти пожилого человека, похрапывавшего на мягком диване. Веки напряженно задрожали – и уже через несколько мгновений хозяин жилища протирал заспанные глаза.
Так начинался очередной рабочий день известного правозащитника Льва Натановича Верховца. Впрочем, день этот, похоже, был не совсем обычным: его несколько помятый вид и синева под глазами свидетельствовали о бессонной ночи и какой-то сильной тревоге, обуявшей общественного деятеля. Встав с дивана, он зашагал взад и вперед по комнате, время от времени резко останавливаясь и поднимая голову к потолку, словно ища где-то наверху ответа на вопрос о том, что же вообще происходит вокруг. А ведь и в самом деле, пищу для размышлений жизнь предлагала обильную.
Вчера по телевизору выступил президент и заявил, что больше не в состоянии держать под контролем разразившийся политический кризис. Речь первого лица была необычайно прочувственной и откровенной. Ее суть сводилась к тому, что в народе назрела мощная волна протеста, а правительство полностью утратило дееспособность, расколовшись на несколько враждующих группировок, переставших даже имитировать какую-либо деятельность. Поэтому в этих условиях ему, как национальному лидеру, ничего не остается, кроме как распустить парламент и объявить новые выборы, на которых, в кое-то веки, не будет фальсификаций и манипуляций общественным мнением – в противном случае, народное недовольство неизбежно обернется социальным взрывом.
Слова главы государства повергли Льва Натановича в состояние глубокого ступора. Но политические перемены сами по себе его беспокоили мало. Ну, в самом деле, никаких значительных должностей он не занимал, деньгами и вниманием государственные вельможи его особо не баловали. Иностранные фонды, которые финансировали его деятельность, уже поспешили заверить, что грядущие перемены не повлияют на объемы выделяемых средств. Терять, в общем, было нечего. Что же тогда? Нет, дело было явно не в страхе за свое личное благополучие. Тут было нечто большее, возможно даже экзистенциальное…
Лёва Верховод, как звали уважаемого корифея от либеральной правозащиты с оттенком иронии коллеги по профессиональному цеху, уже давно заслужил репутацию пламенного борца с экстремизмом и ксенофобией. Без малого два десятилетия он провел на передовой фронта борьбы с русским фашизмом, впоследствии политкорректно переименованным в праворадикальный экстремизм. Не перечесть, сколько жалоб он написал на людей, именовавших себя «русскими националистами», но лично ему казавшихся скорее уродливыми звероподобными монстрами, денно и нощно мечтающими засунуть его дряхлеющее тело в топку Освенцима. Однако именно той бессонной ночью его сознание пронзила острая, как стрела, реальность: его усилий оказалось совершенно недостаточно.
Еще несколько лет назад, когда страну охватили митинги и демонстрации против нечестных выборов, ему пришлось столкнуться лицом к лицу с несколькими лидерами тех самых «нациков», которые приняли в том движении самое активное участие. Хорошо и опрятно одетые, своими логичными и здравыми предложениями они произвели весьма положительное впечатление на многих. «Эх, не разглядела почтенная публика их дьявольской сущности», – сетовал про себя Лев Натанович. В те зимние месяцы 2012 г. ему казалось, что когда волна протестов стихнет, вместе с ней исчезнут и эти неприятные типы, присутствие коих на трибунах митингов он вытерпел ценой нечеловеческих усилий.
Увы, этим надеждам не суждено было сбыться. Фашисты и ксенофобы зарегистрировали свою партию, и теперь, по данным свежих опросов, она набирала больше трети голосов. Где-то на уровне рацио правозащитник понимал, что такой рейтинг во многом порожден массовым недовольством режимом и усталостью от старой вельможной клики. Но попытки разумного расчета оканчивались, когда Лев Натанович вспоминал, что это не просто какой-то очередное кремлевское «унылое говно», а самая что ни на есть Русская Национальная Партия, которая – о ужас – пообещала превратить Россию в национальное государство русского народа. А это апофеоз всего самого мрачного, что можно себе только вообразить. Нацики, Гитлер у власти. Боже, их надо остановить!!! А ведь выборы теперь через три месяца. Надо что-то предпринимать – срочно и немедленно. Сейчас же. Иначе – вся жизнь насмарку…
Лев Натанович зашагал по комнате еще быстрее – но мысль его работала вхолостую, не будучи в состоянии зацепиться за какую-то ниточку, способную в перспективе привести к победе над русскими фашистами. Его взгляд прыгал из угла в угол, пока, наконец, не упал на пылившийся на этажерке блокнот. Правозащитник рысью кинулся на свою добычу и принялся лихорадочно листать помятые страницы. И да, вот оно! Он открыл страницу с телефонами уважаемых лидеров организаций нацменьшинств, которые уже зарекомендовали себя отважными борцами с Российской империей – этой зловонной тюрьмой народов.
Первым в списке оказался телефон Рафиса – известного татарского активиста, много лет сражающегося за свободу своих угнетенных соплеменников от ужасов великорусского шовинизма. Да, вот он-то нам и поможет. Он и его люди помогут «прищучить» зарвавшихся нациков.
- Здравствуй, Рафис! Слышал, что происходит? – поприветствовал Лев Натанович своего товарища. – Скоро выборы, и знаешь кто может придти к власти? Если мы сейчас ничего не сделаем – про свободу татарского народа можно забыть навсегда. В общем, что ты сможешь сделать? Людей вывести там, дороги перекрыть? На тебя вся надежда…
- Да всё я уже в курсе, – в динамике затрещал хриплый голос тюркского националиста, – сам всю ночь провожу рекогносцировку. С кем только можно уже связался. Сидеть сложа руки, мы, разумеется, не будем. Всех наших мобилизуем.
- Ну, молодцы! – воскликнул было Лев Натанович, но собеседник не дал ему высказаться.
- Конечно, – продолжил Рафис, – мы отмобилизуем весь актив. Сотни наших ребят выйдут протестовать в Казани, Набережных Челнах, Бугульме и других местах.
- Почему так мало? – удивленно спросил правозащитник. Разве ваше правительство вас не поддержит? Ведь в столице кризис, и теперь у него развязаны руки.
- Слушай, ну ты ведь разумный человек. Зачем им этот геморрой? Они люди осторожные – впереди паровоза не побегут. Теоретически, они могут попытаться даже провозгласить независимость. Но, как они мне сами в приватных разговорах говорили, в экономический лимитроф, такую поволжскую Молдову, им превращаться совсем не хочется. Большинство ведь помнит, чем обернулся развал Союза для большинства союзных республик. К тому же, если что, новые власти в Москве легко организуют экономическую блокаду, а у нас нет выхода на внешний мир. Потому придется подождать, как все будет развиваться дальше.
Повисло тягостное молчание. Наконец, Лев Натанович процедил сквозь зубы:
- Ты меня разочаровал, я ведь на тебя так рассчитывал. Эх, татары-татары…
- Что ж, мне и самому обидно, – вздохнул Рафис. Но нет у нас сейчас серьезной поддержки – ни в широких массах, ни во власти. Люди своими делами заняты, им не до московских проблем. Так что, как говорится, чем могу…
Следующим абонентом оказался некий Расул Магометов, в записной книжке обозначенный как «аварский общественный деятель из Махачкалы». Лев Натанович уже не помнил, что это был за человек и при каких обстоятельствах с ним контактировал, но все же решился набрать номер. «Кавказ, как много в этом слове…» Да, кавказцы – самые решительные и смелые люди, их на мякине не проведешь. Лев Натанович набирал номер телефона с видом, будто достает из колоды козырного туза.
- Министерство по делам национальной политики республики Дагестан. – отозвался женский голос.
Правозащитник напрягся. Он явно не ожидал попасть в столь высокую инстанцию, и оттого немного замялся.
- Соедините меня, пожалуйста, с господином Расулом Магометовым, если такой у вас работает. Это Лев Натанович Верховец, московский правозащитник.
Уже через полминуты его собеседник был на проводе:
- Прывэтствую тэбя, Лёва. Гдэ ты был всэ эты сэмь лэт? До сых пор помню твой доклад на правозащытной конфэрэнции. Уж думал, что ты эмигрировал из этот страна, пока я тут до замминистра дослужился – в трубке послышалось хихиканье. – Ладно, чэм могу помочь?
Лев Натанович решил не начинать с места в карьер.
- Ну, даже не знаю с чего начать. Смею предположить, что вы знаете о вчерашнем обращении президента и о досрочных выборах? Намерена ли дагестанская общественность предпринимать какие-то действия в связи со сменой обстановки?
- Ну, знаю. И что мы тэпэрь должны дэлать?
- Полагаю, что для вас не являются тайной наиболее вероятные результаты грядущих выборов. Как вы будете реагировать на победу русских наци… То есть, русской национальной партии.
- А почэму мы должны как-то рэагыровать? Тут от нас мало что завысит. Ну был Горбачев, был Ельцын, потом прышол Путын. Теперь еще кто-то будет. Думаю, договорымся.
- Слушайте – не выдержал Лев Натанович. – Разве вы не знаете, что это партия фашистов, которая будет гнобить всех нерусских. Вы что, хотите, чтобы новый генерал Еромолов у вас поработал? Это же настоящие нацисты.
- Слюшай, нэ морочь мнэ голову, а? У вас там в Москве, что, русские нацысты всэ сынагогы погромылы? – из трубки разнесся раскатистый смех. Русские шо, нэ люды? Договорымся, нэ очкуй, иншалла. Мы тут к тому же нэдавно в Москвэ общалысь с ихным лидэром – ну, партыи твоей. Я спросыл: что с намы будэт, еслы вы к власты прыдётэ? Он отвэтыл, что ныкому зла дэлать нэ будэм. Но прыдёца дэлать как её… рэконструкцыю. Тыпа, у нас в Дагэстанэ тут много проблэм: корупцыя, воровство, крымынал, радыкальные сэкты. И их мол надо рэшать. Поэтому прыдётся направлять к вам своего гэнерал-губэрнатора. Сказать по сэкрэту, тут многие такую идэю поддэржывают – бэспрэдел многих достал.
Тут Магомедов замолк на несколько секунд и произнес, понизив голос: «Будэшь смэяться, но дажэ я уже нэ протыв».
Лев Натанович вздрогнул. Чувство, будто у него украли выигравший лотерейный билет, охватило все его существо. Продолжать разговор не было смысла. Попрощавшись с Магомедовым и напоследок предложив обращаться «в случае усугубления ситуации», правозащитник уселся на диван и зачесал затылок.
Если даже кавказская карта не выгорает, то непонятно на кого вообще тогда рассчитывать. Что-то прогнило в датском королевстве, если никто не хочет по серьезному бороться с русскими фашистами. Ладно, придется побеспокоить еще одного ветерана нашего невидимого фронта. Лев Натанович набрал номер самого Бориса Стомахина. Этот человек без малого всю свою жизнь посвятил борьбе с нацизмом и экстремизмом, что оценил даже кремлевский режим пятью годами зоны по 282-й статье.
- Приветствую тебя, Лёва – в голосе Бориса зазвенели нотки воодушевления. – Давно я тебя не слышал. Ну, как борьба за права евреев и геев? – попробовал пошутить Стомахин.
- Слушай, сейчас не до глупого сарказма. Ты же знаешь, что скоро будут выборы и к власти могут придти русские нацисты. Надо им помешать. Какие идеи будут, Боря?
- Чего ты от меня хочешь? Тебе нужна моя помощь? Хорошо, в интернете я могу как-нибудь поработать. Но, извини, не больше. Одной отсидки с меня довольно.
- Ладно, не можешь сам – помоги другим. Ты же был членом всевозможных союзов за права угнетенных народов. Подскажи мне кого-нибудь, с кем можно поговорить на предмет совместной борьбы?
- ОК, сейчас посмотрю… Вот, записывай телефон освободительного движения «Ингерманландия». Им руководит один петербургский журналист, сепаратист и защитник угнетенных финно-угров.
Но разговор с ним не получился. Журналист выслушал речь московского правозащитника, но особенного энтузиазма в отношении его идей не проявил, а в конце и вовсе ушел не в ту степь, выдав целую тираду в духе «Мы как-нибудь и без москалей разберемся. Итак, мол, сотни лет вас кормим. Может, пора уже с этим кончать?!» В ответ на эту декларацию оставалось только пожать плечами.
А картина, между тем, вырисовывалась совсем безрадостная. Союзники по борьбе со злокозненным врагом отнюдь не рвались в битву, а ряды потенциальных резервистов большого доверия не внушали. «В самом деле, на чукчей и манси всерьез рассчитывать нельзя, – думал Лев Натанович. Да, в этом деле, похоже, действительно все безнадежно. Двадцать лет я вел непрерывное сражение, питаясь лишь нерегулярным госдеповским пайком. И никто в решающую минуту меня по настоящему не поддержал…Эх, прощай, немытая Россия…»
Печальные думы правозащитника прервал звук открывающейся двери. На пороге стояла супруга. Лицо и руки женщины покрывал густой загар – следы отпуска в жаркой южной стране.
- Лёва, привет, дорогой. Я так по тебе соскучилась! Ты не представляешь, как хорошо мы провели время с твоей сестренкой. Пляжи Нетаньи – это что-то восхитительное…
- Аллочка, потом расскажешь. Сейчас можешь не переодеваться. Мы возвращаемся к туда, откуда ты только что прилетела. На, положи себе в сумку! – Лев Натанович решительным жестом протянул жене книжечку в синей обложке с непонятными буквами на иврите.
- Лёва, что у тебя случилось? Зачем ты мне даешь свой паспорт?
- Алла, я потом всё объясню. Оставаться нам тут мы больше незачем. Как говорится, mission failed. Пока собирай вещи, а я вызову такси в аэропорт.
Через два часа правозащитник уже выходил из парадной, где недалеко на стоянке его ждала машина. Сделав несколько шагов по направлению к легковому автомобилю, в котором уже ожидала супруга, он вдруг резко остановился. В нескольких метрах от него на придорожной скамейке сидели несколько суровых смугловатых мужчин с черными бородами, облаченные в спортивные костюмы. Они о чем-то громко беседовали между собой на каком-то непонятном наречии, звуки которого неоспоримо указывали на его кавказское происхождение, и жевали жареные семечки, бросая кожуру на землю. Эта групповая сцена породила в голове Льва Натановича целый поток сознания.
«А ведь какие замечательные ребята – думал Верховец, разглядывая спортивные фигуры и суровые лица мужчин. Они бы так много могли сделать для России. Они бы нам очень помогли построить мультикультурное толерантное общество, к котором бы не было места никакому радикализму и экстремизму. Я, как правозащитник, как мог бы им помогал занять достойное место в нашем многонациональном обществе, оберегая их от поползновения так называемых русских националистов. Они бы развивали здесь свои замечательные традиции, создавали свои культурные центры, привлекали все новых и новых соплеменников со своей родины. Какое восхитительное будущее нас бы всех ожидало!»
- Эй, мужык, чё уставился? – спросил один из кавказцев, голос которого был исполнен крайнего раздражения. – Что ты тут забыл? Мы тэбэ что-то должны, отвэчай, мужык?
Опешивший Лев Натанович не успел оперативно вернуться в окружающую реальность и потому в ответ лишь промычал нечто нечленораздельное. Неожиданные собеседники, как оказалось, долготерпением е отличались. Двое самых коренастых поднялись со скамейки и подошли вплотную к ничего не понимавшему правозащитнику.
- Ну, будэшь знать как тут с нашымы разговарывать! Ты кто тут вапще такой, савсэм абарзэл?! Кто тэбя сюда прыслал?
Тут Верховец почувствовал резкий удар в живот. Медленно сползая на колени, он успел лишь вопросительно уставиться на обидчиков и произнести «Ребята, я…» Но договорить он не смог. Кулак второго недруга пропечатал ему лоб. В глазах побежали круги, картинка исчезла…
Лев Натанович не помнил, сколько времени он пролежал на асфальте. Очнувшись, он увидел склонившуюся над ним жену, которая ошеломленным голосом причитала: «Лёвушка, Лёвушка, что с тобой! Сейчас я вызову скорую… Ах, ты живой? Боже, какое счастье! Сейчас приедет врач, он тебе поможет. Дай, помогу тебе встать. Ты был прав, в этой стране жить совсем невозможно. Распоясались совсем отморозки. Ничего, еще чуть-чуть, и ноги нашей здесь не будет!»
«Да уж – подумал Лев Натанович, приходя в себя после неожиданного перформанса, главным героем и жертвой которого суждено было стать именно ему. – Всё-таки борьба с русским фашизмом не прошла совсем уж даром. Теперь я точно знаю, что мое дело будет кому продолжить!»
Машина с четой Верховцов стремительно неслась в аэропорт.
Очень реальная ситуация. Но этих, для которых Россия-страна проживания, не исправишь, они будут постоянно гадить и пытаться приспособить Россию персонально под 0,6% населения.