В середине марта внимание прессы вновь оказалось приковано к Белоруссии. Причиной на сей раз стало то, что президент Лукашенко отказался помиловать двух парней, обвинённых в совершении теракта в минском метро и приговорённых к смертной казни. На следующий же день приговор в отношении Вячеслава Ковалева и Дмитрия Коновалова был приведён в исполнение.
Поспешишь – не насмешишь
Не станем рассуждать на тему того, правомерной была казнь, или нет – по белорусским меркам всё было в полном соответствии с законом. На Западе в ответ привычно назвали Лукашенко диктатором и убийцей. В России же, в свою очередь, мнения по поводу происшедшего разделились до полярных. Одни безоговорочно осуждают поступок президента соседней республики, который спустя несколько дней заявил, что это решение далось ему как личная трагедия… но всё же, заметим, далось. Другие столь же безапелляционно одобряют явно демонстративные действия официального Минска.
Что тут сказать? Разумеется, если казнённые действительно были виновны в совершении теракта, возражения вряд ли возможны. Ибо за столь тяжкое и жестокое преступление (11 апреля 2011 года в минском метро погибли 15 и были ранены около 200 человек) наказание должно быть не только неотвратимым, как того требуют правовые традиции, но и соразмерным содеянному. И, уверен, то же самое скажут родные погибших во взорванных осенью 1999-го домах на Каширке и Гурьянова в Москве, а также в метро зимой 2000-го на «Пушкинской» и осенью 2004-го на «Рижской», не говоря уже о «Норд-Осте» и Беслане.
Другое дело – в том, что определённые особенности сегодняшней белорусской власти дают повод усомниться в абсолютно доказанной виновности этих двух парней. То, при каких обстоятельствах они были выявлены и задержаны, как шли следствие и суд, оставляет многоточие вместо точки в этом деле. И уж совершенно очевидно, что казнь была поспешной, а это лишь добавляет сомнений в справедливости случившегося. Из этой мысли мы и будем исходить далее.
Добровольно-принудительный гуманизм
Прошло уже полтора десятка лет с того момента, как Москва взяла на себя обязательства не применять смертную казнь, принимая правила Совета Европы. Между тем споры о целесообразности применения исключительной меры наказания (ИМН) не утихают с самого начала действия «расстрельного моратория», т.е. с 1996 года. По сути, никакой юридической силы этот мораторий не имеет – это лишь добрая воля российских властей, решивших как бы подзабыть о том, что соответствующая санкция существует в уголовном законодательстве. Это означает, что в любой момент ИМН может быть возвращена к жизни, сколь цинично ни звучал бы сей каламбур.
Прежде чем рассуждать об этом, обратимся к Уголовному Кодексу и посмотрим, кого и за что в России могут официально поставить к стенке (точнее, вывести в определённый коридор и пустить пулю в затылок). В Особенной части УК указано, что смертная казнь может применяться в качестве ИМН за преступления, предусмотренные ст.ст. 105, ч.2 (убийство при отягчающих обстоятельствах), 277 (посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля), 295 (посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование), 317 (посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа) и 357 (геноцид).
Как правило, сторонники восстановления применения ИМН апеллируют как раз к тому, о чем мы уже рассуждали применительно к белорусскому прецеденту, т.е. к соблюдению неписаного принципа соразмерности наказания за совершение особо тяжких преступлений. Разговоры на эту тему всякий раз вспыхивают с новой силой, когда вскрываются леденящие душу факты «развлечений» серийного маньяка или «русского бизнеса» какого-нибудь очередного цапка. И здесь трудно не согласиться с праведным гневом людей, которые требуют возмездия в отношении подобного нелюдя, особенно если он взят с поличным. Но речь при этих всплесках негодования идёт, как правило, о преступлениях, квалифицируемых по одной лишь из этого списка – 105-й статье. А поразмыслить следует прежде всего о перспективах применения прочих.
Пружина сжимается
Так вот, если задуматься о том, что в последнее время происходит в России, оптимизма эти мысли явно не добавят. Беспрецедентно безобразная пропагандистская обработка населения, начавшаяся после спектакля под названием «думские выборы», ни в коей мере не имела целью только лишь заставить зрителей «Первого канала» проголосовать за Путина (они, собственно, сделали бы это и без подобных манипуляций над тем местом, где природой у них был предусмотрен мозг). Дело обстоит гораздо хуже.
Как говаривал товарищ Берия, кто не слеп, тот видит, что в лексиконе «нацлидера» с недавних пор чётко фиксируется летальная акцентуация, а говоря проще – зацикленность на теме смерти. Оставим за скобками собственную изысканнейшую литературную манеру Путина, который советовал оппозиции «не цыкать гнилыми зубами», а чуть ранее обозвал оппонентов кондомами и бандерлогами. Обратим внимание на озвучивание им ряда подготовленных для него цитат: из античных времён – наподобие «Идущие на смерть приветствуют тебя», или лермонтовского «Умрёмте ж под Москвой». В те же мартовские дни госпропаганда усиленно демонстрировала кадры, где Путин с видимым удовольствием стрелял из винтовки. Пока что по искусственным мишеням… Так или иначе, дело явно идёт к «артподготовке», как выражались господа из зомбоящика осенью 93-го накануне ельцинской вооружённой атаки на законно избранный высший орган государственной власти – Съезд народных депутатов России.
Но учтём, что сейчас политическая реальность совершенно другая. Если 18 лет назад серьёзные акции гражданского неповиновения проходили лишь в Москве и (в гораздо меньшем масштабе) в Питере, то сейчас очаги народного гнева беспределом властей (хоть чиновников, хоть ментов) вспыхивают всё в новых и прежде «тихих» местах. Но если в том же 93-м, несмотря на настоящие уличные бои в столице, питерская демонстрация при полнейшем нейтралитете силовиков перекрыла Невский и осадила Дом радио на Итальянской, то ныне любые, даже незначительные выступления оппозиции пресекаются полицаями всё с большей жестокостью. Значит, они чего-то боятся. Чего же? Может быть… нас, безоружных, но не разучившихся думать?
Всякое действие рождает противодействие. Вчера ещё аполитичные мальчики и девочки, возмутившись фальсификацией выборов, вышли на улицы, за что оказались в кутузках. Пообщавшись с «серогорбыми» и просидев сутки-двое в вонючих камерах за требование соблюдать закон, они уже не забудут и не простят. А у всех есть не по одному десятку родных и знакомых, как правило, единомышленников. Так власть своими действиями сама готовит себе активную и – главное – ни разу не «системную» оппозицию, ряды которой будут лишь нарастать. Попытки внедрять в эти ряды агентов из пресловутого «центра Э» обычно проваливаются по причине тупости последних. Так что рано или поздно власти придётся столкнуться с мощным и непримиримым гражданским обществом.
Что же власть может ему противопоставить? «Дозволение демократических свобод»? Отнюдь. Даже безобидные, бутафорские инициативы Дмитрия Медведева, немного поигравшего в президента, начали сворачиваться ещё до окончания срока его формальных полномочий, а взамен на мирных людей натравливают ОМОН. Ещё пример: вместо банального протокола об административном правонарушении и суток-других по «хулиганке», на которые в самом худшем случае могли бы претендовать девчонки из панк-группы Pussy Riot, устроившие перформанс в «храме Лужка-Строителя», им светит по семь лет тюрьмы. За что? Лишь за фразу «Богородица, Путина прогони» (а отнюдь не за некое оскорбление чувств верующих, на которых властям на самом деле плевать ровно так же, как и на неверующих).
Это, конечно, называется пока не террором, а «закручиванием гаек» (кстати, Путин и по этому поводу успел несмешно пошутить). Но на таком общем фоне его намёк на некую «сакральную жертву», которая якобы может быть принесена оппозицией, был уже не просто политической провокацией. Это откровенный сигнал к тому, что жертвы возможны не только на словах.
Не рой другому яму
И вот тут-то мы возвращаемся к тому, с чего начали. Пятнадцать лет исключительная мера наказания в стране не применялась. На Огненный остров до конца дней отправлялась разного рода недостойная публика, наподобие боевиков-исполнителей терактов на Северном Кавказе, маньяков или евсюков. Но времена определённо меняются, ибо «ученик Собчака», похоже, всерьёз уверовал не только в собственное величие, но и в безнаказанность.
И очень хотелось бы ошибиться, предполагая, что в пылу нарастающей борьбы с «оранжевой (революционной, экстремистской… какой угодно) чумой» смертная казнь очень даже может быть возвращена в правоприменительную практику. Крайне настораживают воинственные пассажи попа-мракобеса Чаплина, уже открыто (и явно выражая не только своё мнение) призывающего убивать оппонентов. Отношения с Европой подождут, главное – победить внутреннего врага, подкармливаемого госдеповскими печеньками, – скажут едросы, подмахивая «расстрельный» законопроект. И понесётся. В этом случае белорусский прецедент покажется капелькой в океане крови, которую верноподданные «доверенные лица национального лидера» (тем самым сдавая с потрохами его самого) уже открыто требуют пустить тем, кто не считает, что «стало больше земель» и что «мы стали более лучше одеваться».
За что же расстреливать нас, – спросит кто-нибудь? Да за то же самое, за что больной диабетом Тасе Осиповой из Смоленска подбросили наркоту, подтвердили «показаниями» нашистов и впаяли десять лет тюрьмы, – за несогласие с «планом Путина». И никто не даст гарантии от того, что на случайно пойманного ментами на митинге мальчика не повесят вышеупомянутую 277-ю статью, а уж как «правоохранители» умеют выбивать показания – секрета нет ни для кого.
Кстати сказать, все задерживаемые на несистемных акциях протеста теперь получают ст. 19.3 КоАП («Неповиновение»), даже если просто шли мимо, – и ничего не докажешь. А с учетом фантазии едросов ровно с таким же успехом (суды уж постараются) можно доказать, что в действиях каждого из «злостных защитников прав человека» (это реальная цитата из высказываний одной замечательной питерской судьи) содержатся признаки преступления, предусмотренного ст. 317 УК («Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа»)… и, как говорится, до встречи в следующей жизни. Ну а по «Первому каналу» и по НТВ покажут, какое зверьё выступает против стабильности и против «национального лидера», и как истинные «уважаемые россияне» (на практике собранные за 500 рублей или банку «коктейля») ликуют по поводу уничтожения «подлых предателей» и требуют новых чисток. Ничего вам это не напоминает?
Кто-то скажет, что это сгущение красок, что мы живём в XXI веке, и что в случае описанного развития событий возмутятся Америка с Европой. Может, когда-нибудь и возмутятся. Но с учётом того, что под Ульяновском создаётся база НАТО (очевидно, в обмен на признание путинской «победы на президентских выборах»), с гневными протестами там могут и подождать, а то и помочь своему «партнёру» усмирить бунтующую чернь. Впрочем, это уже отдельная тема. Равно как и насчёт XXI века, в первые 12 лет которого Россия бешеными темпами скатывается в ментальное средневековье, а местами уже – и в первобытное состояние.
Сейчас же приходится констатировать, что со снятием моратория на применение смертной казни в России явно надо повременить. Да, пожизненно осуждённых маньяков кормить за счёт наших налогов, наверное, не очень хочется. Но это – далеко не самое страшное по сравнению с тем, на что способны концессионеры дачного кооператива «Озеро» для защиты присвоенных ими десятков миллиардов долларов из общенародной собственности.
Поэтому очень хочется остудить пыл тех, кто требует показательных расстрелов. Не будем забывать, что в первые годы столь яростно проклинаемой нынешними временщиками советской власти ИМН именовалась не иначе как «высшая мера социальной защиты». Но о реальной защите социума от опасности со стороны убийц, бандитов, насильников и оборотней в погонах до их полного искоренения (в том числе, возможно, и путём применения ИМН), можно будет говорить только после смены социально-политического строя, а не только лишь путинизма. Ибо последний есть не источник, но лишь крайне скверное порождение капитализма как такового. Посему в тактическом – безусловно, но в стратегическом плане борьба нужна не со следствием, а с причиной.
