Выйдя на экраны 45 лет назад, кинокомедия Леонида Гайдая «Кавказская пленница» мгновенно стала одним из популярнейших фильмов СССР – его посмотрело без малого 77 миллионов зрителей, цифра по нынешним временам немыслимая, а цитаты из фильма до сих пор в ходу. Наберите в яндекс-блогах «Короче, Склифосовский!», «Часовню тоже я?» или «Бамбарбия киргуду» – сами убедитесь.
Но чем дальше, тем яснее за уморительными погонями незадачливого этнографа Шурика, очаровательной Нины и её горе-похитителей стала проявляться зловещая тень проблемы, которую в далёком 1967 году осознавали очень немногие и перед которой оказались бессильны прошлые и нынешние хозяева Кремля. Это нараставшая все последние десятилетия советской власти, практически победившая на Кавказе и в Средней Азии и распространяющаяся на остальные регионы архаизация – глобальный социальный регресс, формирующий общество, где зомби, как казалось, ушедших в прошлое обычаев, ворвались в разложившееся постсоветское общество и породили целую стаю уродливых кровавых мутантов. И первые отзвуки грядущего восстания из ада показаны в «Кавказской пленнице» блестяще.
В некоем районе, маленькой горной республики, властвует товарищ Саахов. По фильму он скромный заведующий райкомхозом, но это очевидная уступка цензуре – других представителей советско-партийной вертикали в районе не показано вообще. Нет ни секретаря райкома партии, ни председателя райисполкома. Всем заправляет Саахов, и намёк на его реальный статус звучит в словах подручного Саахова – мелкого жулика Балбеса: «Это волюнтаризм!». После чего сааховский шофёр Джабраил панически требует не выражаться в его доме и шепотом объясняет недоумевающему Балбесу, что он ляпнул. Тот в ужасе зажимает рот, а зрители понимающе хихикают. Ведь прошло всего три года, как за волюнтаризм и субъективизм был снят со своей должности еще недавно всесильный советский вождь Никита Хрущёв.
В начале фильма почти столь же всесильным ощущает себя и Саахов. Он покупает у Джабраила дочь за дефицитный финский холодильник и 20 баранов и совершенно искренне возмущается, узнав, что та за него не пойдёт. Тут же впервые проявляется двойственность натуры Саахова. С одной стороны, он подобно средневековому князьку желает купить приглянувшуюся девицу у своего вассала, с другой, возмущаясь её сопротивлением, произносит стереотипную для советских чинуш фразу: «Да, плохо мы ещё воспитываем нашу молодежь!» После чего Джабраил с помощью криминальных элементов Балбеса, Труса и Бывалого крадет Нину. Им помогает Шурик, которому Джабраил объясняет, что похищение невесты – старинный кавказский обычай, а троицу жуликов выдают за грозных кунаков жениха, которые не говорят по-русски, зато могут зарезать, что, конечно, шутка…
Архаика нарастает, но на дворе всё же благостные ранне-брежневские времена, и когда узнавший правду Шурик пытается разоблачить преступников, его отправляют в психлечебницу, где добрый старый доктор безоговорочно ставит диагноз – белая горячка. Психушка какая-то странная, её пациенты выглядят подозрительно нормальными, разговаривают вполне разумно и помогают Шурику сбежать. Может быть, это местные недовольные, ранее неудачно выступавшие против произвола Саахова, а теперь усилиями добрых докторов потихоньку превращающиеся в психов? Об этом в фильме не говорится, и странноватые больные в кадре больше не возникают. Там начинается головокружительная погоня, в ходе которой Шурик и его приятель шофер Эдик освобождают Нину.
Кажется, всё кончено, и преступники могут отправляться на скамью подсудимых, но прежде чем они там оказываются, следует ключевая сцена. В доме Саахова появляется Нина, с которой происходит неожиданная метаморфоза. «Комсомолка, спортсменка, и просто красавица» превращается в средневековую горскую девушку с целомудренно покрывающим голову платком. Появившиеся вслед за ней джигиты объясняют Саахову, что судить его будут не по гуманным советским законам, а по закону гор, приставляют к горлу обезумевшего от ужаса хозяина кинжал, а потом укладывают его метким выстрелом из ружья. Через секунду выясняется, что это тоже была шутка и товарищ жених всего лишь получил заряд соли в зад, но основное уже произошло. Решили ли Шурик, Эдик и Нина просто попугать Саахова, или Балбес с Трусом и Бывалый с Джабраилом отказались его сдавать, и нужно было заставить главаря самому бежать в милицию? Не столь важно – главное: превратившийся в средневекового владыку партбосс запустил процесс архаизации, а комсомольцы-романтики приняли его правила игры и обратили их против него самого.
Пока действует федеральная вертикаль власти в лице появляющегося в заключительных кадрах судьи, всё это не так серьёзно, но сколько она продержится? Не зря милиционер благодушно упускает похитителей, а прокурор, которого Саахов вроде бы опасается, присутствует лишь в виде закадрового почётного гостя на очередном застолье…
Шли годы. Зрители угорали над новыми комедиями Гайдая на всей шестой части суши, включая Кавказ и Среднюю Азию. Между тем коммунистическая идеология гнила и распадалась, а освободившееся место естественным образом занимали «законы гор». В чечено-ингушских и дагестанских аулах всё чаще бренчали кандалами рабы, бравые кунаки утаскивали к товарищам Сааховым рыдающих Нин, а вступавшимся за их честь Шурикам с Эдиками то благодушные милиционеры подбрасывали наркотики, то гуманные судьи давали срок за хулиганское нападение на уважаемых людей… Сколько таких случаев было, чем закончился каждый из них и сколько жертв произвола Сааховых стали вспоминать полузабытые законы гор, мы никогда не узнаем, но когда советская власть стала рушиться, за чинными партсобраниями обнаружилась уродливая карикатура на Кавказ, воспетый Лермонтовым и Толстым.
Плоды жутковатой мутации общества, где хлещущий водку из горла громила оборачивается ваххабитским муллой, бывший комсомольский активист становится полевым командиром, а боевик Рамзан Кадыров указывает российскому суду, сколько следует дать офицеру Сергею Аракчееву, хорошо описали писатели Игорь Бойков и Герман Садулаев. Судьбы героев «Кавказской пленницы» в ней печальны, да и тех, кто вынужден жить с ними рядом не лучше. Сначала Эдик зарезал Саахова и Джабраила, потом вспомнил, что Шурик – русская свинья, и пырнул его тоже, у Шурика нашелся брат, скажем, Данила, приехавший в аул Эдика на танке…
Сейчас залившие Кавказ нефтедоллары лишь чуть притормозили и замаскировали продолжающуюся архаизацию. Но под властью Рамзана и ему подобных она неумолимо растёт вглубь и вширь. Метастазы болезни проникают в российское общество всё глубже и не только с разрастанием по всей России кавказских и среднеазиатских диаспор, но и с появлением всё большего числа русских, в условиях деградации закона государства выбирающих закон гор. Подобно «Кавказской пленнице» 45 лет назад, заявившие об этом открыто «Приморские партизаны» дают нам лишь слабое представление о грядущем.
