Спустя 20 лет после исчезновения СССР Россия вступает в период, когда извечный вопрос “Кто виноват?” из экзистенциального становится практическим. Количество сбоев в работе различных органов — от больших убытков в связи с потерей, например космических спутников, до катастроф, уносящих жизни людей во всех “трех средах” (на воде, земле и воздухе) — превышает всякие допустимые значения. Качество работы государственной машины последовательно снижалось со времени демонтажа административно-командной системы. И сегодня проблема носит уже вполне системный характер: что делать в нынешних условиях, дабы повысить уровень дисциплины? Причем если с непосредственно виновными все-таки понятнее, то мера политической ответственности не определена.
Нигде и никогда политики не хотят брать вину на себя. Желание найти стрелочника — естественный человеческий инстинкт, особенно когда руководитель преисполнен планами преобразований и искренне считает, что досадная случайность ставит под угрозу благие цели. А начальники, конечно, склонны считать, что цели у них всегда благие и очень важные.
Но в демократической системе своевременная отставка зачастую является как раз способом обеспечить продолжение собственной карьеры. Яркий пример из ныне действующих государственных деятелей — министр иностранных дел Франции Ален Жюппе. Один из самых весомых политиков правого лагеря и бывший глава правительства был приговорен в 2004 году к условному заключению за растрату с временным запретом баллотироваться в выборные органы. Срок впоследствии сократили, и Жюппе вернулся на Олимп как “искупивший вину”. Другой пример — Сильвио Берлускони. Его первое пришествие в правительство в 1994 году закончилось бесславно. Под градом обвинений — как уголовных, так и в некомпетентности — он покинул кабинет, чтобы спустя семь лет вернуться уже всерьез и надолго. Собственно, нынешнее упорство итальянского премьера, который обвешан самыми скандальными делами, как рождественская елка, но категорически отказывается уходить, связано с тем, что его карьера в любом случае завершается — по возрасту.
Пример обратного рода — бывший министр обороны Германии Карл-Теодор Гутенберг, которого прочили в преемники Ангелы Меркель. Скандал с его диссертацией, где обнаружилось обилие “заимствований”, едва ли стоил бы ему политического будущего, признай он сразу ошибку и подай в отставку. Через некоторое время курьез забылся бы (никто же всерьез не думает, что топ-политики сами пишут научные работы) и красавец-аристократ оказался бы во главе ХДС. Однако его угораздило начать отрицать плагиат, а потом допустить еще большую ошибку — признаваться частями. После этого представить себе его возвращение на партийную вершину невозможно.
Можно вспомнить и Билла Клинтона, главный грех которого заключался не в прелюбодеянии с практиканткой, а в попытке солгать под присягой на этот счет. Для импичмента не хватило, но доведись ему избираться еще раз (Клинтон в момент скандала завершал второй срок), шансов не было бы.
Впрочем, это прегрешения морально-нравственного характера. Когда же речь идет о должностных проблемах, то есть о происшествиях в подведомственной отрасли, на Западе и Востоке, как правило, вариантов нет. Когда стало понятно, что спасательные и восстановительные работы после “Фукусимы” плохо организованы, никто не сомневался в том, что глава японского кабинета Наото Кан “не жилец”. Министр обороны Польши Богдан Клих сложил полномочия сразу после обнародования польского доклада о гибели президентского самолета, выявившего многочисленные нарушения техники безопасности и эксплуатации. Руководитель службы управления воздушным движением США Генри Краковски подал в отставку в ответ на информацию о том, что несколько авиадиспетчеров спали на дежурстве. Комиссар столичной полиции Лондона Пол Стивенсон ушел с поста, узнав, что его сотрудников подозревают по делу о прослушке в издательском доме Руперта Мердока. Министр по делам сухопутных сил США Фрэнсис Харви уволился после скандала о ненадлежащем уходе за ранеными в одном из госпиталей. А министр транспорта Шотландии Стюарт Стивенсон взял на себя ответственность за транспортный коллапс из-за сильного снегопада. Примеры можно множить почти до бесконечности.
Понятно, что министры и директора, являющиеся временными политическими назначенцами, не могут отвечать за каждого безалаберного диспетчера или корыстного полицейского инспектора. И не факт, что следующий управленец реально что-то исправит. Однако отставка — инстинкт самосохранения системы, которая демонстрирует, что уважает общественное мнение, подтверждая тем самым собственную легитимность и укрепляя доверие к себе.
На этом фоне российская практика выглядит удивительной. Понятно, что мотивация сталинского типа, когда начальник любого уровня головой отвечал за любой прокол, далеко в прошлом. Но практика демократических условностей, когда надо соблюсти приличия, у нас тоже не утверждается. За более чем десятилетие нахождения Владимира Путина на вершине власти все изучили, что национальный лидер вообще не любит менять кадры, и уж тем более если этого хочет общественность. А с учетом частотности форс-мажоров в России управляющий класс рисковал бы тогда превратиться в бесконечную карусель.
В результате получается совсем нелогично. Скажем, в Европе министр-назначенец может быть действительно не в курсе проблемы, но вынужден за нее ответить. Российские же чиновники, как правило, занимают посты подолгу и в самом деле причастны к состоянию дел, однако формальную ответственность несут лишь в исключительных случаях.
В России господствует фатализм — что толку менять, будет то же самое. Тот, кто сейчас, по крайней мере, на ошибках может научиться. Однако получаются опасные клещи. С одной стороны — пренебрежение общественным мнением, а оно хоть и не играет решающей роли, но медленно подтачивает конструкцию. С другой — невозможность вовремя откреститься от ответственности. Но если на вопрос “Кто виноват?” власть постоянно будет давать ответ “Никто”, рано или поздно у тех, кем она управляет, созреет предметный вопрос “Что делать?”
