Есть такое направление общественно-политической мысли – футурология, цель которой – разработкой возможных сценариев будущего. Как в глобальном масштабе для всего человечества, так и для отдельных государств, народов, политических систем. Сам термин, впервые предложенный немецким социологом О.Флехтхеймом в 1943 г., к концу 60-х получил широкое распространение на Западе. Футурология там рассматривалась и рассматривается именно как своеобразная “наука о будущем“, которая, опираясь на научное осмысление процессов современности, конструирует те или модели. При этом футуролог отличается от обычного прогнозиста тем, что подвергает гораздо более детальному и подробному анализу глубинные процессы развития, не зацикливаясь на сиюминутных проблемах. Его интересует то, каким будет мир через 10, 20, 40 лет, а не то, на сколько процентов вырастут рейтинги акций ведущих компаний на фондовом рынке в течение ближайшего полугодия.
Крупнейшие международные события этого года – “арабская весна”, разгром Ливии, угроза технического дефолта Соединённых Штатов, острый социально-экономический кризис Евросоюза (о которых ещё 2-3 года мало кто мог бы помыслить) – наполняют футурологию предельно конкретным содержанием. Отныне она, до сих пор воспринимаемая многими лишь как отвлечённые умствования высоколобых интеллектуалов и откровенных фантазёров-мечтателей, приобретает вполне практическое значение. Мир, вступивший в период острого кризиса примерно со второй половины 2008 года, стремительно изменяется на наших глазах. Линии новых разломов столь явственны, что не оставляют надежд на его возвращение в прежнее состояние. Отныне тот, кто сумеет правильно оценить и понять хотя бы основные, главные векторы нынешних исторических процессов, получит неоспоримое преимущество: в перспективе он сможет не только отвечать на их вызовы, но и конструировать собственные проекты будущего.
Определённые его очертания вполне отчётливо прорисовываются уже сейчас, являясь, вне всякого сомнения, частью стратегии в сложнейшей “большой игре”, которую ведут охваченные долговым и политическим кризисом страны Запада ради собственного выживания. Не стоит тешить себя иллюзиями и заниматься самообманом – им нужен тот мир, который позволит относительно безболезненно для себя разрешить нерешаемые при существующем порядке вещей проблемы, не позволяющие по-настоящему выбраться из долговой ямы.
Заметьте, во всех трёх странах Северной Африки (Тунисе, Египте и Ливии), в которых в течение этого года при той или иной степени внешнего вмешательства были устранены правящие режимы, инициативу прочно захватили исламские фундаменталисты, которые до сих пор лидерами НАТО и США официально причисляются к числу едва ли не главных противников. Образ врага в лице “международной террористической сети “Аль-Кайеды” до сих пор не изъят из пропагандистского оборота. Просто сейчас он отошёл несколько на второй план, уступив место “авторитарным, антидемократическим режимам”. И вот в революционном Египте всю осень продолжаются убийства и погромы коптского христианского меньшинства, в Ливии победившие при военной поддержке НАТО радикалы отменяют запрет покойного Каддафи на многожёнство и вводят шариат, а в Тунисе, ещё год назад бывшем едва ли не самой европеизированным и вестернизированным государством Магриба, новый премьер-министр Эннахда Хамади Джебали публично обещает не только воссоздать халифат, но и бросить все силы на за “освобождение Иерусалима от еврейской оккупации”. Не устоял и режим Йемена, президент которого Али Абдалла Салех неделю назад был вынужден подписать соглашение о передаче власти в руки временного правительства не где-нибудь, а в столице ваххабитской Саудовской Аравии, в Эр-Рияде.
Какова же реакция на данные события на самом Западе, с чьей прямой помощью всё это, собственно, и сделалось возможным? Возмущение? Гнев?
Как бы ни так. Реакции ровно никакой – на Западе царит гробовое молчание, что в подобных обстоятельствах следует трактовать как безусловный знак согласия. И даже, пожалуй, не столько согласия, сколько удовлетворения и поддержки, что неудивительно. Ведь, собственно, для того, чтобы снять все сдерживающие барьеры перед радикально исламистскими силами в лице тех самых “авторитарных и антидемократических режимов” всё это и затевалось. В данном случае цель вмешавшегося во внутренние конфликты североафриканских стран Запада заключалась не в том, чтобы учредить в государствах действительно авторитарного (Тунис и Египет) или патерналистско-народнического (Ливия) толка европейские права и свободы, а для того, чтобы полностью переформатировать их в рамках своей новой геополитической концепции. То есть, несмотря на весь религиозный пафос новых властителей сделать полностью предсказуемыми и откровенно марионеточными – раз, агрессивными по отношению к ближайшим соседям – два, внутренне неустойчивыми, рискующими в любой момент сорваться в пучину кровавых внутренних социальных, этнических и религиозных конфликтов по афгано-сомалийскому сценарию – три.
Надо признать, что с данной задачей политические силы Запада и, прежде всего, США, задействовав соответствующие инструменты, справились вполне. Контуры “большой огненной дуги” на мусульманском Востоке видны уже совершенно отчётливо. По всей видимости, число её стран в ближайшее время пополнит и Сирия, на правящий режим которой после падения Джамахирии и гибели Муаммара Каддафи оказывается сильнейшее внешнее давление. Думаю, не надо быть оракулом, чтобы без труда предсказать, в чьих именно руках окажется инициатива после ухода с политической сцены президента Башара Асада и его партии БААС (“Арабского социалистического возрождения”).
Союз Запада и исламских радикалов только на первый взгляд кажется абсурдным. В действительности, для его возникновения существуют все необходимые предпосылки. И главная из них заключается в наличии общего врага.
Цель Запада – превращение наиболее развитых и передовых мусульманских стран в очаг смут, конфликтов и региональных войн, в зону непроходящей “политической турбулентности”, куда можно “сбрасывать” собственный кризис. И под шумок этого ужесточать собственные режимы, свёртывать прямую демократию, сворачивать социальные программы, на которых в Европе и той же Америке выросли уже целые поколения, пытаться возродить вновь хотя бы часть угробленного и вынесенного в Юго-Восточную Азию собственного промышленного производства и т.д.
Цель же религиозных радикалов – сама исламская религия, чьё понимание государственной и социальной организации с их точки зрения исчерпывающе отражено в шариате. Сторонники религиозного пути, в сущности, и не скрывают, что всё, в той или иной степени противоречащее законам шариата, должно быть уничтожено (этого, кстати, не скрывают и некоторые авторы российских СМИ соответствующей направленности). А поскольку на сегодняшний день практически все государства мусульманского мира этим требованиям не отвечают либо полностью, либо частично (даже Саудовская Аравия с королевской династией во главе), то их разрушение становится для них прямым религиозным долгом, проистекающих из их мировоззрения и понимания природы вещей. Мусульманские страны оказываются обречёнными на жестокую внутреннюю деструкцию.
Современный исламский мир находится в состоянии раздвоенности, которой во многом и объясняются его крайняя неустойчивость и хрупкость, способствующая разгоранию внутренних конфликтов и распрь. Дело том, что в большинстве государств, где подавляющая часть населения исповедует мусульманскую религию, существуют государственные системы отнюдь не мусульманского, а европейского образца. То есть, с конституциями, президентами, парламентами, принципом разделения властей и всеобщим избирательным правом, действующим хотя бы формально. Но как раз всё это (конституции, президенты, парламенты, разделение властей и т.д.) – в корне противоречит принципам шариата, который своим идеалом видит даже не столько государство, сколько некую общность (умму) людей, живущих по его законам.
Страны ислама, обильно напитавшись в XX веке различными европейскими теориями и учениями (будь то хоть либерализм, хоть социализм) и во многом вынужденно перенявший западные модели государственного устройства, попал в цивилизационную ловушку. В ответ на поверхностную вестернизацию из его глубин поднялись самые фанатичные, контрмодернистские силы, мечтающие вновь возродить порядки VII века в полном объёме. Именно на этом глубинном конфликте и играет сейчас Запад, прекрасно понимая, что сброшенная в пучину архаики страна не может быть ему серьёзным противником ни в военном, ни в экономическом плане (как не могут быть таковыми ни Афганистан, ни Сомали), зато очень удобна в роли жупела для антитеррористической пропаганды и идеально подходит для постоянной эскалации и нагнетания напряжённости в целом регионе.
Если так называемый “превентивный удар” израильскими руками по Ирану (который, несмотря на свой теократический статус на самом деле не совсем вписывается в реализуемый проект контрмодерна) всё же произойдёт (а пока поднявшаяся в мировой прессе истерия очень напоминает подготовку общественного мнения к войне), то контуры большой огненной дуги определяться окончательно. Протянувшись с северо-запада Африки от Туниса через Ливию и Египет на Ближний Восток и в зону Персидского залива (с одновременным охватом афгано-пакистанского региона), она уже почти вплотную подбирается к южным рубежам нашей страны. И если война на разгром Ирана всё же начнётся, то Россия, и северокавказские республики в её лице, окажутся отделёнными от неё лишь узкой полоской из пояса крайне неустойчивых постсоветских стран Закавказья.
Думаю, не надо лишний раз напоминать, в чью сторону в таком случае будут обильно нестись снопы искр для нового пожара. На сей раз, уже здесь, на российском Кавказе, на нашей с вами земле.